Пробужденная совесть - страница 8
— Что вы мне говорите, что вы мне говорите, — прошептала она, — и я вас должна слушать!
Трегубов взглянул на Пересветову и побледнел. Он поднялся со скамейки и взволнованно заходил взад и вперед перед молодой женщиной.
— Вот вы плачете, вы мучаетесь, да ведь, и мне не сладко, поверьте! Я, может быть, из-за вас не одну ночь не спал, да только этого никто не видел. Я, может быть, о вас каждую минуточку думаю, да только никому, кроме вас, не говорю об этом! А спросить вас: из-за чего вы так и себя и меня мучаете? Из-за долговязого дурака, которому и цена-то грош медный. Кабы не на каторгу идти, я бы давно ему горло перервал; да каторги страшно, так вот теперь я ему потихоньку петлю затягиваю. Поглядим, чья возьмет. — Трегубов замолчал. — Настасья Петровна, — снова заговорил он просительным тоном, — не плачьте вы ради Господа, ведь у меня сердце переворачивается, глядя на вас! Настасья Петровна, родная, ну послушайте… Настасья Петровна… Настя, — вдруг прошептал Трегубов изменившимся голосом и упал на колени к ногам молодой женщины. — Пожалей ты меня, Настенька, ведь у меня все сердце изныло, — шептал он, — ведь я никаких денег для тебя не пожалею, ведь я озолочу тебя, только полюби, полюби ты меня…
Он припал к смуглым рукам Пересветовой.
— Уйдите, уйдите ради Бога! — шептала та. — Ну, за что вы меня на позор ведете, за что? За что? — Она пыталась вырвать свои руки из рук Трегубова. — Уходите прочь! — крикнула она.
В саду послышались чьи-то шаги.
Трегубов поднялся на ноги. К нему шел Пересветов. Шел он с изменившимся лицом и даже как будто слегка покачивался, опираясь на дубовую трость. Вероятно, он видел все. Медленными шагами он подошел к Трегубову, повернул к нему свое позеленевшее лицо, и дубовая трость в его руке задрожала и заколебалась: он как будто желал поднять ее, но у него не хватало на это силы. Это продолжалось с минуту. Наконец, он овладел собою и, улыбнувшись бледными губами, сказал:
— Здравствуйте, Прохор Егорыч.
— Bonjour, — отвечал Трегубов и стал очищать рукою прилипший к его коленям песок.
С минуту они помолчали. Настасья Петровна глядела на них уже сухими глазами.
— Я тут с Настасьей Петровной беседовал, — заговорил, наконец, Трегубов. — О деньгах ей напоминал.
— Деньги мы вам заплатим своевременно, — прошептал Пересветов, — будьте благонадежны!
Трегубов усмехнулся.
— Буду весьма рад! Только-с верно ли это? — И он добавил: — Дайте-ка мне вашу палочку.
Пересветов, бледнея, безмолвно подал свою трость.
— Вы вот ею чуть-чуть пошутить не вздумали, — проговорил Трегубов и тоже побледнел, — так вы это напрасно, сударь. В следующий раз поостерегитесь, а не то…
Трегубов не договорил и отдал трость обратно в руки Пересветова. Тот улыбнулся жалкой усмешкою.
— Да я ничего, Прохор Егорыч, — прошептал он.
— То-то ничего, проводите-ка вы меня лучше на двор, а то еще, пожалуй меня ваша собака укусит. Вы ведь все здесь словно с ума сошли. Addio, — весело приподнял он шляпу перед Настасьей Петровной.
И, позванивая брелоками, он пошел вон из сада. Пересветов следовал за ним без палочки. Палочку свою он забросил уже в кусты.
— Деньги-то у вас совсем готовы или только в проекте? — спросил его Трегубов, когда они были за калиткой.
— Почти готовы, — отвечал Пересветов, — почти, обещали непременно!
Трегубов усмехнулся.
— А-а, обещали! — протянул он. — Посулила бабка внучке барана, да жаль померла рано! Аu revoir!
И он быстро исчез за воротами, согнувшись на своем велосипеде.
Пересветов крупными шагами вернулся в сад к жене и, заглянув ей в лицо, внезапно, с бешеной злобой крикнул:
— Др-рянь, разве я не вижу, др-рянь, что ты сама вешаешься к Трегубову на шею! Др-рянь, др-рянь!
И он сильно толкнул от себя жену; та едва не упала со скамьи и глядела на мужа широкими недоумевающими глазами.
— Др-рянь! — снова выкрикнул Пересветов и вдруг упал перед женой на колени. — Голубка, родная, прости… голубка!
Он заплакал, припадая лицом к ее коленям.
Настасья Петровна нежно обняла шею мужа руками и стала, плача, целовать его в лицо, в щеки, в губы.
Они плакали оба.
IV
Тринадцатого мая весь день Пересветов ждал к себе Беркутова. Но день проходил, а Беркутов не ехал. Пересветов начинал сильно беспокоиться. Вечером он стоял на крыльце своего домика, поджидал Беркутова и с кислым выражением на всем лице переругивался с стоявшим возле мужиком. У мужика Пересветов только что купил стан колес и не доплатил ему, по своему обыкновенно, четвертака. Мужик чесал в затылке и говорил: