Процедуры

   Пододвинув табурет я подумал: "надо что-нибудь постелить, чтобы не испачкать

  его ботинками". Взяв какую-то старую газету, из лежащей тут же

  бумажной кипы, я полез на антресоли. "У нас нет денег!" - сказал женский голос

  где-то в левой части моей головы. Достав кошелёк, я стал подсчитывать мелочь:

  среди монет затесались какие-то небольшие овальные слитки свинца, сломанные

  чайные ложки без ручек и другой сор, по форме напоминающий монеты. Выбрав из

  всей этой дряни только монеты, я убедился что на проезд их хватит.

   На работе творилось что-то странное: во всём офисе комнаты оказались

  полупустыми - без половины мебели и почти без людей.

   - А мы тут мебель переставляем, - сказал один мой знакомый, - помогай!

   В кабинете начальника тоже половины мебели не было, а сам начальник был

  как-то нездорово весел.

   - Ты ещё женат? - спросил он, назвав меня по фамилии, и на круглой, усатой

  морде его появилась хитрая улыбка, - тебе положено быть неженатым.

   Я, кривя душой, пробурчал что-то добродушное в ответ.

   В конференц-зале, некоторых сотрудников, в том числе и меня, построили в

  ряд, задумав что-то вроде линейки. Какой-то высокий человек в солдатской

  шинели и нелепой круглой шляпе цвета хаки, производил осмотр. На его

  непонятном лице, когда он взглянул на меня, появилась брезгливая гримаса.

   - Это что такое? - сказал он, протягивая руку к моей голове и пытаясь

  схватить меня за волосы.

   Я оттолкнул его руку.

   Больница, в которую меня отправили на обследование, казалась безлюдной, но

   кабинеты были полны врачей.

   - Вы давно не проходили обследование, - сказала врачиха, усадив меня в

   специальное кресло и смазывая мне тыльные стороны ладоней чем-то скользким;

   "электроды", - подумал я с тревогой и крепче обхватил ручки кресла.

   Действительно, к рукам прикрепляли какие-то металлические стержни с

  тянущимися от них прозрачными трубками. Расстегнув мне на груди рубашку,

  другая врачиха взяла какой-то аппарат, похожий на блендер, но у которого,

  вместо ножа, на конце был такой-же металлический стержень, что и те, что

  прикрепили к моим рукам. Она стала водить этим аппаратом по моей груди

  сверху-вниз, с каждым разом всё сильнее нажимая. Я почувствовал острую боль в

  сердце и с ужасом наблюдал, как мои рёбра проминаются под воздействием этой

  машины, а на груди остаются желтоватые полосы от стержня, похожие на следы

  мелка для рисования. Прекратив, наконец, истязания, врачиха начала смазывать

  мне голову той же скользкой, холодной гадостью что и руки.

   Пользуясь передышкой, я, чтобы отвлечься, стал разглядывать врачей,

  которых стало ещё больше. Была среди них девушка, одетая не в белый халат, а

  в простое, недлинное платье. Свет хирургической лампы из другого конца

  комнаты, просвечивал его насквозь и я видел девушку "целиком". "Оставайтесь,

  пожалуйста, там, где стоите!", - с наслаждением думал я, но девушку заслонило

  чьё-то массивное туловище. Из-под стержней, прикрепленных к моим рукам,

  посыпались искры и меня стало потряхивать от электрических разрядов. "Совсем

  не больно", - думал я, трясясь в кресле.

   - Пройдёмте в другой кабинет, - сказала маленькая врачиха, которой я до

  этого ещё не видел.

   На меня надели мешковатую белую куртку, белые больничные бахилы и я пошёл

  вслед за маленькой врачихой.

   Пройдя длинным коридором и спустившись вниз, мы вышли наружу. Я заметно

  отставал. Нужно было перейти многолюдную улицу с сильным автомобильным

  движением. Врачиха, оборачиваясь, делала мне ободряюще-подгоняющие жесты.

   Я вдруг понял, как ужасно я выгляжу: в бугристом белом мешке, в чудовищных

  бахилах, с головой, намазанной каким-то вазелином, с трубками электродов

  приклеенных к рукам... я даже как-то захромал ото всей этой нелепости.

   Миновав проезжую часть, мы вошли на просторную, обрешёченную территорию на

  другой стороне улицы. Я всё никак не мог догнать маленькую врачиху; белый

  халат её мелькал среди стриженных, выгоревших газонов. Какие-то дети,