Проданный ветер - страница 17

– И впрямь, ваше благородие, – поддакнул кузнец, – волна крепчает, да и у костра подкрепиться в самый раз будет.

– Ну, что же православные и латиняне, – вымолвил Орлов, задумавшись на мгновение, путь мы и впрямь проделали не малый. Давайте к берегу!

Прыгая среди вспененных гребней волн, лодка стала быстро приближаться к темной полосе скалистого берега. И вскоре на каменистой отмели, в защищенной от ветров ложбине весело затрещал костер, давший, наконец уставшим людям возможность обогреться и перевести дух. Но желанный отдух после сытного, раннего завтрака оказался не долгим. Не прошло и часа как дежуривший у костра Степанов, разбудил Орлова, горячо прошептав:

– Ваше благородие, наверху скалы шумит кто-то.

– Кто там может шуметь? – пробормотал тот хрипло.

– Не знаю, да вы сами послушайте.

Откуда-то сверху действительно доносился, какой-то странный шум, который был явно не связан ни с грохотом прибоя, ни с шумом леса.

– Неужто, опять индейцы? – затравленно прошептал проснувшийся инженер. – За что же такое наказание?

– Тоже нехристей боишься? – вымученно улыбнувшись, прошептал конокрад. – Кожу с головы резать! Это же надо такое придумать!

– Замолчал бы ты, братец, – рыкнул поручик вскакивая. – Быстро тушим костер! Ты, Степанов и ты, кузнец со мной в поиск, а тебе, Иван Иванович, караул держать над арестантами. Все понятно?

– А вы надолго? – растеряно пробормотал Неплюев, озираясь по сторонам. – А то может, прыгнули бы в лодочку, да навалились на весла?

– В лодочку – это конечно хорошо, – вымолвил Орлов, торопливо проверяя оружие, – только светает уже и сверху мы для стрелков, станем мишенью очень даже замечательной. Не дрейфь, инженер, лучше караулом озадачься и ежели что-то стреляй без сомнения, а мы скоро. Нам лишь разобраться, кто в такую рань там шумит.

В этот момент все отчетливо услышали конное ржание и глухие удары по металлу.

– Похоже, как тарантас чинят, – предположил кузнец, вслушиваясь в звуки.

– На все воля Божья, – крестясь, прошептал урядник.

– Какой еще тарантас? – спросил поручик. – Все разговоры отставить! Поднимаемся тихо, в бой не вступаем, оценим лишь обстановку и возвращаемся. Все понятно? Ну, тогда с богом, господа.

Поднявшись осторожно по скользким камням к кромке обрыва, они затаились среди камней, пытаясь рассмотреть в темноте тех, кто прервал их отдых.

– Говорю же, что рессоры на тарантасе чинят, – пробормотал кузнец, отдуваясь после подъема.

– Да господь с тобой! – с жаром проговорил казак крестясь. – Откуда здесь каретам взяться? Что с вами, ваше благородие?

– Все в порядке, – тихо хрипя, выдавил Орлов, уткнувшись лицом в холодный камень. – Это, это…, сердце защемило…, сейчас все пройдет.

– Давай те я помогу вниз спуститься, – испуганно прошептал казак. – А потом, вернусь и мы с Василем разберемся, кто это зверье пугает.

– И то правильно, – поддержал кузнец, – с сердцем шутить нельзя.

– Спасибо, братцы, – прошептал поручик, рванув ворот полушубка. – Пожалуй, и впрямь я не помощник вам, сам я спущусь потихоньку, а вас прошу, осмотритесь тихонько и сразу спускайтесь. Там уже и решим, что дальше делать будем.

– Не сомневайтесь, – прошептал Степанов, – все сделаем. По разговорам четверо их, осталось понять, кто они и что здесь забыли.

– Вот мой бинокль, а я спущусь в низ.

Расстегнув полушубок и верхние пуговицы гимнастерки, Орлов спотыкаясь и падая, с трудом спустился вниз. Молча сел у еще дымящегося кострища. Неплюев, молча наблюдавший за внезапно вернувшимся поручиком, судорожно сглотнул слюну и тихо пробормотал:

– Ну и кто там по металлу колотит?

– Пока ясно только одно, – отозвался офицер, сидя с закрытыми глазами, – что это вроде американцы и их четверо. Хотя двое говорят с ирландским акцентом. Как только Степанов с кузнецом разглядят их получше – так и решение примем.

– Смотрю я на тебя, офицер, и вижу, что не хорошо тебе, – буркнул Сулима. Никак сердечко защемило?

– Тебе то, что печалиться обо мне? – спросил Орлов.

– Смотрю я на вас, на русских и не перестаю удивляться, с каким отчаянием вы служите империи! С какой самоотдачей вы жертвуете собой, сгорая, зачастую как сгорает восковая свеча. И никак не пойму ради чего все ваши жертвы и лишения?