Продавец сладостей. Рассказы. «В следующее воскресенье». «Боги, демоны и другие» - страница 30

Как-то днем Мали ворвался на половину Джагана и спросил:

— Неужели ты не можешь провести нам телефон?

Джаган сказал:

— Я об этом не думал.

— В том-то и горе, что не думал. Это очень неудобно и несовременно. Как можно заниматься делом, если в доме нет телефона?

Джагану хотелось сказать: «В конце концов, Мальгуди — маленький город. Крикни — и тебя в любом конце услышат».

— Даже в твоем деле это очень важно, — сказал Мали. — Если бы у тебя был телефон, ты бы больше продавал. Люди делали бы заказы по телефону.

Джаган повторил:

— Я об этом не думал.

На самом деле ему хотелось сказать: «За день я продаю достаточно без всякого телефона. А это значит, что, если людям хочется сладкого, они покупают и без телефона».

Сын сказал:

— Мне было очень неловко, когда я не смог дать своим компаньонам номер нашего телефона.

— Каким компаньонам? Какой компании?

— Грейс! — крикнул Мали. — Иди-ка сюда. Мы говорим о деле.

При мысли, что он должен сейчас обсуждать с сыном дела, Джагана охватил ужас, хоть он и обрадовался, что Мали будет с ним говорить. Он был сегодня на редкость общителен. По тому, как подчеркнуто держалась в стороне Грейс, Джаган понял, что этот разговор подстроила она. Мали предложил:

— Отец, давай сядем в холле. Там есть стулья.

Джаган собирался идти в лавку, но, видя сына в таком настроении, решился нарушить заведенный порядок. Теперь распорядок его дня то и дело менялся.

Он покорно последовал за сыном и уселся в холле, куда не заходил вот уже несколько недель. Он заметил, что Грейс преобразила холл — повесила занавески, расстелила на столе скатерть, а на полу — циновки. На стенах висели современные картины. Джагану они показались совершенно непонятными, но Грейс сказала:

— Они великолепны, правда?

И он только поддакнул.

На бамбуковых стульях лежали разноцветные подушки. В небольшой вазе на столе стояла ветка маргозы. При виде маргозы у Джагана сильно забилось сердце.

— Маргоза — это амброзия, о которой говорится в наших ведах[13]. Ты знаешь об этом, Грейс?

Она чуть не обняла вазу и воскликнула:

— Какая прелесть! А как об этом узнали? Про веды все известно, правда?

— Конечно, ведь они истекли из божественных стоп.

— Ах, какая мысль! — вскричала Грейс.

Все ее трогало, все пробуждало в ее сердце поэтическое чувство.

— Только не вздумай глотать листья маргозы, милая, — предупредил ее Мали.

Джаган сказал:

— Ничего страшного. Это природное антисептическое средство, очищает кровь, снабжает ее железом…

Стоило ему заговорить о маргозе, как глаза у него засверкали.

— Я все объяснил в своей книге. Когда ты ее прочтешь, тебе все станет ясно.

Грейс осторожно поправила цветы в вазе, словно, выйдя замуж за индуса, удостоилась чести коснуться амброзии.

Джаган давно уже не видел сына вблизи. Свежесть и хороший цвет лица, отличавшие его по приезде, пропали; он выглядел измученным и усталым. К местной еде он не вернулся, а сидел на одних консервах. Джаган молчал, хотя и заметил с грустью, что под глазами Мали легли темные тени. Что его тревожит? Джаган терпеливо ждал, что скажет ему сын. Он заметил, что на ногах у Мали, помимо сандалий, были надеты носки.

Ему хотелось сказать:

«Не следует носить носки, потому что они перегревают кровь, мешая природной радиации, идущей через ступни ног, а также потому, что они изолируют тебя от благоприятных магнитных зарядов поверхности Земли. Я доказываю в своей книге, что это одна из причин — одна из возможных причин — сердечных заболеваний в европейских странах…»

Занятый этими мыслями, Джаган смутно ощущал, что все это время Мали что-то говорит. Он слышал звук его слов, хоть смысл их и ускользал от него. Он так долго ждал этого разговора, а теперь с содроганием понял, что все пропустил. Между тем другого такого случая, может, больше никогда не представится.

В этот самый миг Мали произнес:

— Понял?

Джаган вздрогнул и очнулся, призывая на помощь все свое умение сосредоточиться.

Он не знал, что ответить — «да» или «нет», и сидел, глядя прямо перед собой и легонько покашливая.

— Ну вот, обдумай это. Я тебе все сказал, — заключил Мали.

Потом он взглянул на часы и пробормотал, поднимаясь: