Проделки на Кавказе - страница 5
Классики русской литературы развенчивали эти слухи, создавая прекрасные, незабываемые образы горцев (Аммалат-бек А. А. Бестужева-Марлинского; Казбич, Бэла, Мцыри М. Ю. Лермонтова). Но автор «Проделок на Кавказе» идет дальше. Он открыто восхищается не отдельными личностями, а целым народом: «Воля ваша, я люблю их дикую честность! Возьмите черкеса, разберите его как человека — что это за семьянин! Как набожен! Он не знает отступничества, несмотря на тяжкие обряды своей веры. Как он трезв, целомудрен, скромен в своих потребностях и желаниях, как верен в дружбе, как почтителен к духовенству, к старикам, к родителям! О храбрости нечего и говорить— она слишком известна. Как слепо он повинуется обрядам старины, заменяющим у них законы! Когда же дело общественное призовет его к ополчению, с какою готовностью покидает он все, забывает вражду, личности, даже месть и кровомщение!
Черкесов укоряют в невежестве; но взгляните на их садоводство, ремесла, особенно в тех местах, где наша образованность не накладывала просвещенной руки своей, и вы согласитесь со мною, что они не такие звери, какими привыкли мы их почитать».
Это было счастьем русского народа того времени, что в его среде находились смелые люди, которые, подобно автору разбираемой книги, раскрывали читателям глаза на истинную суть событий.
На Кавказе царизм вел жестокую войну с горцами, и русский человек не побоялся смело сказать об этом, бросить гневные слова обличительной правды в лицо самодержавия. В книге есть примеры того, как по указанию царских генералов, желавших не славы России, нет! — а новых чинов и наград, предпринимались ненужные походы в уже замиренные аулы, лишь бы донести в Петербург о новой «грандиозной победе».
Ни в одной из книг, ранее или позднее написанных в эпоху царизма, вы не встретите столько примеров жестокости со стороны царских генералов.
«Два казака подъехали; один, корча горца, мастерски передразнивал звуки черкесского языка; другой, искусно коверкая русский язык, представлял переводчика.
— Здорово, Алим! Откуда явился? — спросил Александр, улыбаясь. Казак поклонился по черкесскому обычаю, пробормотав какие-то черкесоподобные звуки.
Мнимый толмач перевел их так:
— Алим сказал — из немецкого окопа.
...Александр, смеясь, заметил брату вполголоса:
— Какие шельмы! Ко всему приложат; в Прочном Окопе все немцы, как и по всему нашему флангу.— Потом обратился опять к переводчику: — Ну, а генерал-то здоров? Доволен ли нашим сегодняшним делом?
Толмач передал слова капитана Алиму; последний пробормотал что-то. Переводчик сообщил это следующим образом:
— ...Алим говорит, генерал очень сердис на капитан, сказал — фу, черт! До сорок тел убитых черкес и башка не привозил; что бы велел казак голова руби и притрочить к седло; да еще черкес пятнадцать ранен; взял в плен, на кой черт их? Голова долой и мне прислал!»
Непосвященный человек вряд ли что-нибудь поймет из этого диалога. Но современники, особенно причастные к Кавказской войне, понимали, что речь тут идет о страшном обычае, который завел начальник правого фланга Кавказской линии генерал Г. X. Засс (он был из немцев, оттого и название «немецкий окоп»). Он приказывал казакам отрезать у убитых черкесов головы и затем, как писал С. Голубов в книге «А. А. Бестужев-Марлинский»>1, отсылал их в Берлинскую академию наук для исследований.
Осуждая колониальную политику царизма, автор, это видно из многих примеров, оправдывает героическую борьбу горцев за свою независимость.
Сегодня читатель знает и то, что борьба эта велась под лозунгами газавата—«священной войны» мусульман против «неверных», то есть имела и свою оборотную сторону: сопровождалась разжиганием непримиримой религиозной и национальной вражды, была объективно направлена на сохранение обветшавших устоев феодализма.
Стоит ли упрекать Е. Хамар-Дабанова за то, что он не разглядел этого?
Автор «Проделок на Кавказе» увидел в жизни к изобразил в романе другое, в том числе «храброго и честного кабардинца» Пшемафа, верой и правдой служащего России, потому что русские для него «более чем родные» и не делают различия между ним и собою; увидел русского офицера Пустогородова, любовно воспитывающего двух преданных ему горских детей. Нет, не Россия — против горских народов, но русские и горцы — против политики царизма, против бесчеловечности: вот мысль автора.