Проделки Праздного Дракона - страница 56
Расстроенные посредники в сопровождении приказчиков пошли к Чэню. На сей раз посредники молчали, а все переговоры вели приказчики.
— Хозяин приказал нам оставаться здесь до тех пор, пока вы не вернете ему долг! — сказали они сюцаю.
Смущенный хозяин не знал, что ответить, лицо его горело от стыда.
— Почтенные! — обратился он к посредникам после длительной паузы. — Уговорите их вернуться, а я постараюсь что-нибудь предпринять.
Посредники кое-как уломали служащих Вэя, и те согласились уйти.
Сюцай был в отчаянии, никакого выхода он не видел. Направившись во внутренние покои, он подошел к столу и, тяжко вздохнув, в сердцах ударил по нему рукой. Госпожа Ма понимала состояние мужа.
— Сударь мой, вы, кажется, вздохнули, — не без умысла проговорила она. — Если вам не по себе, сходите к певичкам, на цветочную улицу. В чуских павильонах и циньских башнях[99] вы сможете испить вина и послушать веселые песни. Развеялись бы ночь-другую… Или, быть может, ветер с луной уже не такие, как прежде?
— Спасибо за утешение! Мне сейчас самое время развлекаться! Прежде я не слушал твоих советов, бросал деньги на ветер, и вот результат — попал в лапы к этому хуэйчжоускому псу. Сейчас придется отдать наш второй дом. Я уступаю ему целых двести лянов, а он ни в какую, требует денег — и все тут. Сегодня прислал своих служащих и велел им меня сторожить. Еле-еле упросил их уйти. Завтра, наверное, придут снова… Наше поместье, конечно, стоит намного больше шестисот лянов, но что поделаешь!
— Ты транжирил деньги, словно их у тебя бездонная пропасть. Время шло, а ты тратил тысячу за тысячей… Странно, что ты расстроился, когда к тебе пришли требовать какие-то сто — двести лянов. Ну, стоит ли впадать в отчаяние! Отдай дом — и дело с концом. Ведь три года назад ты все равно продал бы наше поместье. Непонятно, почему ты убиваешься сейчас.
Слова жены задели сюцая за живое, и он ничего не ответил. Погруженный в тяжелые думы, он поужинал, совершил вечернее омовение и лег спать.
Как говорится:
Сюцай ворочался с боку на бок и едва дождался рассвета. Наступила пятая стража, и пропели петухи, а он лежал в постели совершенно разбитый, с тяжелой головой. В дверь постучал мальчишка-слуга. Он сообщил, что люди Вэя снова пришли за долгом. Через некоторое время вновь раздался стук. Слуга доложил, что хозяина ждут в зале. Сюцай с трудом поднялся и вышел к гостям. Посредники показали бумагу, которую он сразу же подписал: «Такое-то поместье продается такому-то лицу за шестьсот лянов серебра». Сюцай не мог подавить досады и успокаивал себя лишь тем, что наконец-то сбросил с себя тяжкую обузу. Довольные посредники поспешили к ростовщику. Вэй ликовал. Он только делал вид, что дом не нужен ему. Ростовщик просто воспользовался безвыходным положением Чэня, твердо зная, что в конце концов поместье попадет к нему в руки. Так и случилось. Запутавшись в долгах, Чэнь был вынужден отдать поместье за бесценок. Как же ростовщику не радоваться! Но об этом мы пока помолчим, а вернемся к сюцаю.
После продажи поместья Чэнь потерял покой. У него пропал сон, аппетит. Он ходил насупленный, часто сидел в задумчивости, стиснув зубы, или шептал: «Только бы мне встать на ноги — я бы с тобой рассчитался!» Услышав проклятья по адресу Вэя, жена сказала:
— Винить нужно не других, а себя!.. У кого есть деньги, тот старается употребить их с пользой. А ты? Получил деньги в долг и ничего с ними путного не сделал, попросту растратил. А сейчас отдал поместье почти задаром — разве тебя принуждали?
— Ах, как я раскаиваюсь! Но кайся не кайся, а беде не поможешь!
— Изъясняешься ты красиво! Только все это одни слова! В древности говорили: «Кающийся транжира — все равно что бес, обернувшийся человеком». Так и ты, просто сейчас тебе укоротили руки — и весь ты поджался, втянул голову в плечи, сидишь дома и предаешься унынию. А получить бы тебе пару сотен лянов, снова начнешь тратить их на развлечения!
— Нет! Ты не понимаешь, что творится сейчас у меня в душе! — вздохнул сюцай. — Человек не чурбан, у него есть чувства. Прежде я действительно ничего не понимал. Меня подбивали на удовольствия, и я упивался ими, веселился с утра до вечера. Нынче, когда я разорился, оказалось, что я никому не нужен. Как ты думаешь, могу я, как раньше, быть спокойным и думать о развлечениях? Нет! Я действительно в полном отчаянии!