Продолжение следует... - страница 11
...— А вы заметили, лейтенант, что вот на той улице в Лисичанске, поправее содового завода, за ночь выросли деревья? Вчера их не было. Смотрите, я туда направил крестик.
— Это, товарищ капитан, новая немецкая батарея. Я вам о ней докладывал. Она вела огонь ночью. Смотрите: отсчёт угла на стереотрубе совпадает с тем, какой записал в журнале дежуривший ночью разведчик. Труба была направлена на вспышку выстрелов.
— Да? Как просто! А если всё это не так? Если батарея кочующая? Если они нам голову морочат?
— Тогда надо продолжить наблюдение.
— То-то же. Посадите разведчика за вторую стереотрубу и пусть смотрит только в это место. Не упустить ни одного движения! А если батарея сделает хоть один выстрел, мы её — в щепки! Я-то думал, что бы такое зробыть? Теперь дело есть. Свяжитесь с пультом звукозасечки, нет ли у них этой цели. Запросите метеосводку. И давайте готовить полные расчёты. Вы — свои, я — свои. Потом сличим. Короче говоря, эту батарею мы с вами приговариваем к смерти.
Если предварительные разведданные подтверждались, Красель «приводил приговор в исполнение».
Садился к стереотрубе, расстёгивал воротничок гимнастёрки, чтобы свободнее было дышать, подавал команду:
— Дивизион, внимание!
Говорил ровно, спокойно. И могучий, многоствольный, натренированный организм дивизиона приходил в движение.
— Батареи — к бою. Цель номер восемнадцать. Доложить о готовности.
Все расчёты были переданы на огневые позиции, разумеется, заблаговременно.
Стрелял комдив сначала одной батареей. Он говорил: «Веду дуэль». Остальные две батареи держал в резерве.
Однажды во время очередной «дуэли» мы увидели, что вражеские артиллеристы разбегаются со своей огневой, а часть их предпринимает попытку вывезти орудие из-под обстрела. Красель скомандовал:
— Дивизион, залпом...
«Приговор» был приведён в исполнение до конца.
Управляя огнём, капитан время от времени бросал мне:
— Лейтенант, вы наблюдаете? Наблюдайте и записывайте. Вечером вызову к себе комбатов и будем делать разбор этого боя: кто тут плох, а кто хорош...
А потом мы с командиром отделения разведки старшим сержантом Богомоловым ползём к передовой, к Северному Донцу, и оказываемся в штабе пехотного батальона. Допрашивают «языка», длинного рыжего унтер-офицера.
Ночью приходит радист из дивизиона: на следующий день предстоит разведка боем. Пехота попытается форсировать Донец. Будем её поддерживать огнём. Связь — с НП Краселя.
При благоприятном обороте событий мы тоже пойдём на тот берег реки.
Командир батальона спрашивает «языка»:
— Почему вы сегодня утром вывесили на своей стороне белый флаг?
— Это была шутка.
Белый флаг, целая простыня, развевался над Донцом несколько часов. По всем телефонным линиям летели вопросы: «Вы видите белый флаг?» «Простыню заметили?», «Что может означать эта затея?», «Ну, конечно же, не то, что они здесь капитулируют. Время тянут, дьяволы. Повод для разговоров дают».
...Они ещё шутят. У них ещё прорва снарядов, и фашистская авиация постоянно «висит» в воздухе на нашем фронте.
Барражируют в небе «мессеры». Появись наш самолёт — нагонят, собьют.
Пройдёт немного времени, и всё изменится. А пока так.
И «язык» в штабе батальона держится нагло.
— Что вы со мной сделаете? В лагерь посадите?
Май сорок третьего. Сталинградская битва уже была, Орловско-Курская — ещё предстояла.
В глазах у рыжего фашиста ненависть такая, что, кажется, они вот-вот от неё лопнут. Сидит, зло, презрительно кривит губы.
На столике перед немцем то, что вытащили из его карманов: фотография жены с детьми, пачка сигарет, несколько золотых колец в спичечной коробке, записная книжка.
Это первый гитлеровец, которого я вижу.
— Что у него в книжечке? — спрашивает командир батальона старшину-переводчика.
Старшина листает записную книжку.
— Так, ерунда. Записывает, когда что ел. А вот тут женские имена. Любовницы, должно быть. Аккуратный: всё приходует.
— Где документы?
— Наверно, выбросить изловчился.
— Спросите у него, почему он считает, что мы отправим его в лагерь, а не расстреляем здесь же?
— Он считает, что это будет негуманным отношением к пленному.