Проездом - страница 2

— Пойдемте, — сказал шофер.

Вика уже сидела в черном «ЗИЛе» с белыми шашечками.

— Я вам кричала. Неужели не слышали? — спросила она.

Вике можно было дать двадцать и двадцать пять лет. Возраст таких девушек, как она, трудно поддается определению. Сейчас она выглядела на двадцать. Она сидела в углу напротив Дмитрия Сергеевича, продев руку в кожаное кольцо, и подол юбки не прикрывал сдвинутых колен. На чулке был рубчик, он выглядел очень трогательно на левом колене.

Дмитрий Сергеевич не открывал глаз, потому что не хотел, чтобы к нему приставали. Его спутники ехали в Крым по профсоюзным путевкам и так, за свой счет, чтобы получить свою порцию удовольствий. В их глазах Дмитрий Сергеевич был таким же, как они, приезжим. А в той, другой жизни Димка Ганыкин жил сам по себе и при жизни приезжих только присутствовал.

Димка появлялся на извозчичьей бирже, и лошади переставали жевать в торбах овес и отмахиваться от мух хвостами. Извозчики — те, кто дремал, просыпались, а те, кто разговаривал, замолкали.

— Привет, хозяин! — говорили они.

Но Димка не спешил. Он неторопливо оглядывался и, увидя нужного ему человека, подходил к нему.

— Есть компания: хотят в горы на ночь, — небрежно говорил он и давал адрес.

Димка уходил с биржи, и лошади принимались жевать овес и отмахиваться от мух хвостами. Извозчики говорили вслед Димке: «Байстрюк», — а то и другие слова, похлестче. Димка не обращал на это внимания.

Когда Димка приходил в горы, свирепые псы встречали его за версту от сакли, виляя обрубленными хвостами.

Хозяин выносил рахат-лукум, засахаренный миндаль и ставил на стол кувшин родниковой воды: без воды много не съешь.

— С чем пришел, Димка? Зачем пришел? — спрашивал хозяин, хотя и знал все заранее.

— Двое с бабами хотят недельку на природе пожить. Примешь?

— О чем говоришь? Твои друзья — мои друзья. Мой дом — их дом…

Димка работал на процентах, которые получал с извозчиков и горцев. Его, конечно, обманывали, но Димка не был коммерческим человеком. Больше всего он любил читать книги о морских путешествиях и ходить в кино. На книги и кино он тратил зимой рубли и трешки, которые зарабатывал летом. А в школе Димке не везло: он по два года сидел в шестом и седьмом классах. В школе на него махнули рукой с тех пор, как узнали, что его мечта — стать всего-навсего матросом дальнего плавания. Но у Димки бывали и другие желания, о которых он не распространялся.

После смерти отца Димке достался ялик, на котором он поставил мачту для паруса. Димку поймали ночью в открытом море, и сторожевой катер привел ялик в порт на буксире.

Димка проспал остаток ночи в караульном помещении, в котором, кроме подвесной койки, стола и окна с решеткой, ничего не было. Пока Димка засыпал, он слышал под окном шаги часового и проникся к себе уважением.

Утром его привели на допрос к моряку с двумя средними нашивками на рукавах кителя. В кабинете Димка увидел мать, и у него сразу испортилось настроение.

— Сынок, милый, ну признайся, что в Севастополь плыл, — сказала мать, и глаза ее были полны ужаса и мольбы. — Товарищ начальник, я вам правду говорю, дядя у него в Севастополе, — сказала она моряку.

На самом деле Димка плыл в Румынию. Никаких определенных планов у него не было. Так просто, хотелось смотаться туда и обратно, посмотреть, как румыны живут. Он слышал, что самое трудное — добраться до Одессы, а оттуда — рукой подать.

— Конечно, в Севастополь, а то куда же! — сказал Димка, потому что пожалел мать.

Моряк смотрел на него. Странные были у моряка глаза: светлые, совсем прозрачные, как будто бы без зрачков.

— В ялике нашли бочонок с пресной водой и провизии на неделю, — сказал моряк.

— А как же! Я в море шел, — сказал Димка.

Кончилось тем, что Димка обещал сообщать моряку обо всех подозрительных людях, которых встретит на берегу и в море.

— А если не встречу? — спросил Димка, прежде чем подписал бумагу.

Моряк развел руками.

— Ну, если не встретишь… — сказал он.

Это Димку вполне устраивало: неопределенных обещаний он мог давать сколько угодно. В школе он только тем и держался, что давал обещания исправиться.