Профессионариум. Антология фантастических профессий - страница 52

Ник услужливо кивнул головой и быстрым шагом подошёл к пульту с двумя кнопками.

– Давай быстрее! – недовольно буркнул Спиннер.

Майлз нажал на красную кнопку. Цепь с лязгом пошла вниз. В самое жерло мусоросжигателя.

– Дамы и господа. Сегодня для всего нашего министерства грустный, но в то же время почётный день. Три года назад пропал без вести наш друг и коллега, честный и справедливый инспектор Кирк Трумэн. Он исчез при загадочных обстоятельствах, когда был в паре шагов от разоблачения крупной сети борделей нашего города. Пусть это не было основным направлением его работы, но он не мог оставаться в стороне. Он всегда был большим примером для нас.

Каин Спиннер поправил очки, откашлялся и продолжил:

– Сегодня мы официально признаём нашего друга и коллегу погибшим. И пусть его нет с нами, его дело живёт в наших сердцах. В душе каждого инспектора Министерства Морали. И в этот день, чтобы увековечить память Кирка Трумэна, мы объявляем об учреждении новой награды, которая будет вручаться ежегодно самому принципиальному и непримиримому борцу с безнравственностью. Сегодня мы хотим впервые вручить эту почётную награду одному из лучших наших сотрудников, близкому другу Трумэна Нику Майлзу. Мораль превыше всего! Аплодисменты!

Судьба свела нас на пляже Пинамар – где под прозрачным небом лазурные волны Атлантики ласкали золотистый песок, – и мы сразу же влюбились друг в друга без памяти…

По правде говоря, тогда было облачно, волны не были лазурными, да и песок, особенно на кромке прибоя, не казался золотистым, и влюбились мы не с первого взгляда, но я привык говорить красиво. Сейчас я постараюсь избыть эту привычку и расскажу вам, как всё обстояло на самом деле.

Итак, обыкновенно мы с коллегами безвылазно под землёй, в Бункере из бетона, свинца и стали. В нём постоянные, комфортные для человеческих тел температура и влажность, вентиляция без сквозняков, ровное освещение. Поскольку нас немало (и число нас постоянно растёт), а наша работа и жизнь взаимоувязаны, то в Бункере есть всё необходимое для труда, отдыха и прочей жизнедеятельности множества людей. Так что Бункер, подобно всем аналогичным сооружениям, это компактный подземный город со всей присущей городу инфраструктурой и службами. Нет только служб социального обеспечения, и приютов для бездомных в нём нет – за ненадобностью.

Поверхность над Бункером насыщена воинскими подразделениями. Район его расположения – одно из самых защищённых мест континента.

Мы живём и работаем здесь, общаясь с верхом преимущественно посредством информационной сети (её пропускная способность дозволяет транслировать все пять чувств во всей полноте и без зависаний; не каждый мегаполис этим похвастает). Но раз в полгода нам положен отпуск. И, хотя многие из нас предпочли бы отдыхать здесь, внизу (если вы видели наши апартаменты, то понимаете меня), раз в полгода мы проводим некоторое время на модных курортах.

Мы обязаны отдыхать напоказ. Это такое же требование нашей профессии, как крепкое здоровье, безупречный внешний вид и умение говорить красиво.

На сей раз была Южная Америка. Как раз объявили международный год какого-то её писателя (кажется, слепого – но не Гомера, нет, не Гомера точно), сто лет смерти, что ли, и мировой бомонд в тот год тусовался ниже экватора.

В стратоплане, лишь тот ускорился и рекламные голограммы («ЧЕЛОВЕК – ВОТ ПРАВДА!..») вдоль взлётной полосы стали разноцветной лентой и их невозможно было прочитать, я включил книжку – чтобы иметь пару-тройку цитат для экспромтов, – а когда выключил, мы уже приземлялись в аэропорту Эсейса, и радужные рекламы проплывали, замедляясь, за иллюминатором: «…ЧЕ-ЛО-ВЕК! ЭТО – ВЕЛИКОЛЕПНО!»

Далее как всегда – гулкий зал аэровокзала, воздушные параболы переходов, киоски, всполохи табло, писк роботов-носильщиков, толчея у выхода, родители, крепко прижимающие к себе детей, карманники и журналисты, оттесняемые вбок моими секьюрити… Им, моим гардам, наверное, тоже предпочтительнее, чтобы я безвылазно сидел под землёй, но по их мускулистым загривкам этого не видно.