Профессор Жупанский - страница 20
Станислав Владимирович не очень любил эту игру, потому что она, как ему казалось, отнимает много драгоценного времени и не дает настоящего успокоения. Однако лучше играть в шахматы, чем вести ненужные разговоры. Сегодня такой тяжелый день: с утра собрание преподавателей исторического факультета, рассматривался вопрос о воспитательной работе среди студентов, потом спорил с дочерью по поводу какой-то мелочи, вечером пришел Кошевский... Не слишком ли много отрицательных эмоций для одного дня?
— Сыграем, Станислав?
— При условии, что ты не будешь слишком долго думать.
Хозяин достал шахматную доску, начал расставлять фигуры. Жупанский с удовольствием рассматривал старинной резьбы шахматы, играл с улыбкой, пытаясь внушить себе, что нельзя принимать близко к сердцу ошибки на доске. Наверное, именно это спокойствие и позволило Станиславу Владимировичу еще в дебюте начать рискованное наступление на королевский фланг Тына.
— Теперь тебе следует подумать, Леопольд.
Хозяин не ответил. Он то и дело прикусывал нижнюю губу, тер подбородок и при этом похмыкивал. Наконец Тын победоносно взглянул на профессора, сделал неожиданный для него ход. Станислав Владимирович рискнул на еще более отчаянное наступление, проигнорировав тем самым выпад Тына и усилив давление на королевскую пешку, которая занимала важную позицию.
— Сегодня ты очень хорошо играешь, — заметил Леопольд Феоктистович.
— Это потому, что я наступаю, — улыбнулся Жупанский. — В жизни сколько угодно подобных парадоксов.
Тын не ответил.
Вошла сестра хозяина. Высокая, худая-прехудая женщина — полная противоположность своего коренастого брата. Лишь глазами была похожа на него.
— Тут какая-то листовка, Леопольд. Ты меня слушаешь? — промолвила не без волнения женщина, прижимая к черному платью небольшую бумагу.
— Какая еще листовка? — спросил брат, не отрывая взгляда от фигур на доске. Он был явно недоволен, что его тревожат в самый напряженный момент игры.
Иванна Феоктистовна заколебалась. Брат, не дождавшись ответа, протянул руку.
— Что-нибудь ужасное?
По мере знакомства с содержанием листовки брови Леопольда Феоктистовича поднимались все выше и выше. Он, казалось, совсем забыл о шахматах, о своем ходе.
— Ты не видела, кто принес эту пакость? — наконец спросил хозяин с нескрываемой тревогой.
Сестра покачала головой.
— Я лишь три минуты назад заметила, — объяснила она. — Вышла в коридор, смотрю, в почтовом ящике что-то белеет.
— Гм-гм! — поморщился брат. — И это уже в третий раз...
— В четвертый, — сказала Иванна Феоктистовна.
Доцент подал бумажонку гостю. Станислав Владимирович вздрогнул: листовка дышала нечеловеческой злобой.
«...Большевики вывозят в Сибирь всех, кто не хочет им прислуживать, кто не хочет быть покорным, кто верит в бога, ходит в святую церковь, читает библию...»
Профессор выпрямился.
«Как можно писать такую бессмыслицу? — подумал он, возвращая Тыну листовку. — На кого она рассчитана?»
Пристально взглянув на хозяина, будто пытаясь угадать его мысли, добавил вслух:
— Подобные выдумки рассчитаны на крайне наивных людей.
— В печь! — коротко велел Леопольд Феоктистович, возвращая сестре листовку. — Сожги и никому ни звука об этом. Прошу тебя, дорогая.
Иванна Феоктистовна взяла листовку и, часто покачивая головой, вышла из комнаты. Брат проводил ее долгим взглядом, вздохнул.
— Чей же ход? Мой? — спросил он Станислава Владимировича, опять склонясь над шахматами.
— Твой.
Жупанский видел: листовка вывела Леопольда Феоктистовича из равновесия. Может, боится неприятностей? Почему это листовку подбросили Тыну, а не кому-нибудь другому? Неужели на что-то рассчитывают?
«А может, и мне подбросили листовку, а я не заметил?» Профессор невольно вспомнил Кошевского, его неприятные намеки. Ведь Кошевский — это такой тип, от которого можно ждать всего.
— Ты тоже получаешь подобную писанину? — поинтересовался Тын, подняв на гостя внимательные глаза.
— Бывало, — признался Станислав Владимирович.
— И как ты реагировал?
— Так же, как и ты, — жег!
— А по закону мы обязаны об этом сообщить. Листовки сами по себе в дом не приходят, их кто-то приносит.