Профессор Жупанский - страница 8

— Ишь Демосфен выискался! — сердито процедил он, снова усаживаясь в кресло.

«Никогда, никогда больше не переступлю порог этого дома», — шептал Линчук побелевшими губами, надевая в коридоре плащ. Чувствовал, что от этого решения становится еще тяжелее на душе, но...

— Уже уходите? Не будете ждать Галинку? — послышался тихий голос домработницы.

Она приблизилась к растерявшемуся доценту, тепло, по-матерински улыбнулась мягкими старческими губами. Собственно, она и была второй матерью Галинке после смерти родной, ухаживала за девушкой как за своей кровной, все время за нее переживала. Она давно уже догадывалась об отношениях между Галинкой и Николаем Ивановичем, только вот не знала — радоваться ей этому или тужить. Иногда убеждала себя, что Линчук хотя и некрасивый, но умный, добрый. А порой, посматривая на молодого преподавателя, проникалась невольной печалью: засохнет Галинка с таким, завянет, как листья на морозе.

— Убегаю, Михайловна, — сдержанно кинул доцент, хотя и знал: старушка спрашивает для приличия.

— Поспорили? — с сожалением поинтересовалась Михайловна. — И чего вы не поделили?

На добром с глубокими морщинами лице отразилось беспокойство.

— Михайловна! — голос Линчука дрожал, выдавал волнение. — Передайте, прошу вас, Галинке, что я больше не мог... Не мог дольше задерживаться в вашем доме. Пусть, если сможет, позвонит. Я...

Хотел что-то добавить, но голос не подчинялся. Николай Иванович махнул рукой и выбежал на лестницу.

— Трудно будет тебе, хлопец, с профессором ладить. Ой трудно!

Михайловна покачала седой головой, минутку постояла у порога, потом заперла дверь на два замка и, вздохнув, принялась натирать уже и без того зеркалом блестевший паркет коридора.

Линчук не шел, а почти бежал по улицам города. Не заглянул даже в научную библиотеку, как это делал чуть ли не каждый вечер.

Быстрая ходьба утомляла и чуточку успокаивала.

«Вы хотите жить по-новому, не расставаясь со старым? — продолжал он диалог с Жупанским. — Извините, профессор, извините. Этого еще никто не достигал. День и ночь никогда не наступают одновременно!.. Да, профессор, да!»

Свернул на широкий проспект. Здесь поток людей был больше. Подчиняясь общему ритму, Николай Иванович вынужден был замедлить шаг, начал осматриваться по сторонам. На какой-то миг его внимание привлекла огромная пестрая афиша: на сказочной скале стояла Хозяйка Медной горы, улыбаясь, кого-то манила рукой.

«Новый цветной художественный фильм «Каменный цветок», — прочел Линчук.

Может, пойти в кино? Позвонить Галинке и пойти вместе.

Мысли уже текли спокойнее.

«Станислав Владимирович капризен, горяч, но как ученый всегда стремился к истине. Следовательно... Никаких «следовательно»! Если быть до конца принципиальным, то о своей позиции в отношении наследия Грушевского нужно заявить публично и, учитывая ситуацию в университете, лучше бы сделать это в печати, чтобы вынести на суд общественности... И как можно скорее. Скажем, написать статью «Переяславское соглашение и измышления М. С. Грушевского». Или, например, так: «Освещение исторических вопросов с позиций буржуазного субъективизма».

Но ведь это же будет означать, что я бросил камень в своего учителя и первого наставника! — энергично противился и протестовал внутренний голос. — Разве ты забыл, сколько добра сделал для тебя этот человек? Разве ты не обязан Станиславу Владимировичу своей научной карьерой?»

Слово «карьера» не понравилось Линчуку, и он поморщился, поняв, что повторяет излюбленное выражение Жупанского. Снова Жупанский! Перед мысленным взором промелькнуло утомленное лицо профессора, его чуточку сгорбленная фигура. Николаю Ивановичу даже показалось, что старик укоризненно покачал головой.

Вспомнился первый экзамен по истории древнего мира, на котором он впервые беседовал с Жупанским. Его тогда очень пугала высокая фигура профессора, солидная и неуклюжая, пристальный взгляд поверх очков и особенно суровая бороздка поперек высокого чела. Но он, Николай, сын простого крестьянина с Покутья, восемнадцатилетний парубок, был безмерно счастлив, что профессор поблагодарил его за глубокие ответы на все вопросы. Это событие, собственно, и стало началом их сближения. Вскоре Жупанский привлек его к научной работе, пригласил к себе в дом. Думалось, что дружба эта будет длиться вечно. Однако, вернувшись с войны, начал замечать во взглядах Станислава Владимировича множество противоречий... Конечно, Станислав Владимирович не пошел служить оккупантам, очень бедствовал, распродал многие ценности, одежду покойной жены и, притворяясь тяжело больным, остался в стороне от внимания эсэсовцев и местных «национальных деятелей».