Профиль Бога - страница 2
Кристина приподнялась на локте, устремив взгляд в сторону открытой наполовину двери:
— Нет, никого. Так, больные на костылях шастают только… Ой, Лешка идет! — голос Кристина радостно зазвенел:
— Лешка, привет! Чего это ты с утра такой хмурый, словно соды напился?
— Привет. А я и напился соды — желудок жжет от этой дурацкой каши, осточертело! Держи, Тинка! — широкоплечий, русоволосый парень с родинкой на правой щеке, подбросив в воздухе большое краснобокое яблоко, поймал его и вложил в руку девушки. — Мать принесла, а Андрей Данилович говорит — нельзя. Пропадут в палате. Душно.
— Отдай соседям? — Тина, чуть улыбаясь, гладила пальцами гостинец.
— Они все курят, да курят! И запаха не услышат. — Лешка махнул рукой досадливо. — А это все ж таки — апорт. Целебный вроде. Дядька с Алма-Аты привез, целый куль.
— Алматты, сейчас так вроде говорят? — вступила в разговор Ольга. — Красивый город, зеленый. Я там несколько раз была в школьные годы. На Медео тоже была. До сих пор помню. Только дышать там трудно. Город, как в котловане. Горы мешают.
— Ничего они не мешают! — беззлобно проворчал Лешка. Горы, как горы. Красотища! Скучаю по ним. Поехать бы, да денег лишних сейчас нет. Пашка, кровосос, со своим колледжем всех замучил. Бабка зовет: «Приезжай внучек, апорту поешь, антоновки, лимонки! Не ровен час, помру, и не увидимся». А куда я поеду? Одна Пашкина сессия, как акула, весь материнский доход за три месяца сожрала и не икнула! Лоботряс чертов — то зачет ему сдать, то он лекцию прогуляет, штраф плати! Надоело! — Вынув второе яблоко из кармана поношенных джинсов, парень подошел к Ольге все еще сидящей на подоконнике. — Это тебе, красавица! Держи. Ну ладно, чего ты? Что я твоей руки не видел, что ли? Подумаешь! У тети Маши и вся рука целая была, а не гнулась, точно плеть. А у тебя пальцы вон какие, цепкие и красивые. Художественные. Хоть и четыре. Мы же с тобой, Олька, сговорились вроде, не стесняться друг дружку…
— Я не стесняюсь, Лешечка. — Ольга уже держала сангину в пальцах, чувствуя, как раскаленный стержень липко течет по ним. — Я — рисую. Руки заняты.
— Ага, понятно. В кармане рисуешь? — беззлобно хмыкнул Лешка и, вплотную подойдя к девушке, осторожно вложил круглый ароматный шар в ее пальцы, перепачканные сангиной. Обиженный мелок беззвучно скатился с листа бумаги, исчез в пыльном «подкроватье». Ольга почувствовала, как наплывает на нее знакомая привычная волна Лешкиного аромата: чуть солоноватого, пряного. Тина, разбирающаяся в секретах мужского парфюма, сказала Ольге, что так пахнет сандал. А, может, самшит? Названия, как всегда, отчаянно путались в голове художницы.
Сквозь ресницы она вглядывалась в мягкую линию щеки, с зерном родинки. Так хотелось ее запомнить эту родинку, чтоб потом зарисовать. Или — поцеловать? Нервно закашлялась на своей кровати соседка, завозилась под одеялом, потянулась к стакану воды на тумбочке. Сандаловое облако рассеялось. Лешка сделал шаг в сторону.
— Держи, торопыга! Кто же так яблоки ест? Да еще апорт? Надо с чувством, с толком! А то и вкуса не поймешь. Это тебе не танцы! — Парень уже протягивал Кристине стакан с водой, снисходительно постукивая ладонью по ее спине.
— А что танцы? — вспыхнула та в ответ сердито, едва откашлявшись. — В танцах тоже вкус нужен. Особенно, в выборе партнера!
— Ну, да, как же! — Лешка улыбнулся ямками щек и глазами. — Кабаре-академия, одним словом! Куды уж нам!
— При чем тут кабаре! — Кристина, похоже, окончательно рассердилась. — Это же — искусство, балда, а не отстой-дрыгалка! Целая наука. Ее изучают даже дипломаты. И президенты.
— Мы не президенты. Мы — болящие. Но вальсок станцуем. Олька, составь компанию страдающему язвеннику? Покажем тут кабаре-академику, что азы балетных па нам знакомы…
— Лешка, придурок, очумел ты, что ли! Не ерничай! Ольга после капельницы, а ты, медведь, ее не удержишь. Ты же не понимаешь, что это такое — танцевать без… — Кристина глотнула ртом воздух и осеклась, поймав на себе пронзительный, горький взгляд Ольги.
— Ты хотела сказать — без музыки? Ничего, нам не впервой! Мы парни бравые, бравые, — вполголоса пробасил нечаянный охотник до «шумного бала». Мамзель, прошу Вас! — Лешка властно положил на свое плечо руку Ольги, изуродованную алеющим шрамом на месте среднего пальца. Рука нервно сжалась, но потом пальцы постепенно распрямились, обрели более привычную для них, свободную небрежность.