Происхождение русско-украинского двуязычия на Украине - страница 32
3. Известно ли Вам, пан Шевчук, что великорусский крестьянин вплоть до 1917 г. не имел собственного надела, так как вся земля принадлежала общине и ежегодно перераспределялась в зависимости от изменения количества едоков в семье? А вот на Украине селянин имел свой собственный участок земли и «его нельзя было согнать с земельного надела. К тому же крестьянин мог продать или завещать свой надел в наследство» (Орест Субтельный «Украина: история». Киев, 1992, с. 81).
А как обстояло дело в Киевской Руси? Цитирую: «По принципам южнорусского государственного строя земля принадлежала не отдельному лицу…, а считалась собственностью общины» (Д. И. Яворницкий «История запорожских казаков». Киев, 1990, т. II, с. 13).
Как Вы думаете, пан Шевчук, где продолжилась древнерусская традиция общинного землевладения: на Украине, или все-таки в России?
4. Теперь посмотрим, кем была подхвачена эстафета государственности, утраченная Киевом в результате татаро-монгольского и литовского погрома.
Чтобы не дать Вам повода обвинить меня в использовании «неправильных» источников, буду цитировать исключительно тех историков, которые считаются ныне украинскими патриотами, а именно: М. А. Максимовича («Киев явился градом великим. Избранные украиноведческие сочинения». Киев, 1994) и М. Грушевского («Иллюстрированная история Украины». Киев, 1990). Итак — начинаю.
«И вот Русская земля дробится на уделы между сынами Владимира; Киев рассеивает в них свою новую жизнь, свою русскую силу: и в каждом из них растет она самостоятельно; и с княжеской кровью Владимира разливается и напечатлевается одна вера, а с ней и один язык, одинакий образ мысли и жизни» (Максимович, с. 78).
«Но вот уже и имени великого княжества лишился Киев: в северо-восточной Руси оно усвоено Суздалю, на юго-западе русском — Галичу… Киевляне с боярином Димитрием отчаянно защищались, когда нагрянули черные тучи Батыевы; с бою выдали они Киев, и великий город разрушен был до основания, и храбрые русичи погибли со своим митрополитом под саблями поганых… Тяжкая мгла татарского ига налегла на Русскую землю. Но свет и во тьме светит!
Светильником Руси был новопоставленный в Никее (1250) митрополит Киевский Кирилл. Найдя Киев в развалинах, он перенес кафедру свою во Владимир, в великокняжескую столицу северо-восточной Руси. С его прибытием туда повеял новый дух жизни в отечестве нашем…
Быть сердцем великой России, средоточием его нового бытия и величия, провидение сулило Москве.
Величие Москвы создалось на краеугольном камне православия. С самого начала своего великокняжества она стала митрополией Всероссийской церкви и унаследовала от Киева ту церковную власть, по которой принадлежали ей все разрозненные части древнего русского мира, по которой она с самого начала своего уже была средоточием духовного единства всей Руси» (там же, с. 78–80).
В отличие от М. Максимовича, историк М. Грушевский считает, что древнерусская культурно-историческая традиция продолжилась только в Галицко-Волынском княжестве:
«Старая жизнь политическая, общественная и культурная после упадка Поднепровья имела у нас защиту и прибежище только на Украине западной, в державе Галицко-Волынской» (Грушевский, с. 123).
Кто же из двух наших знаменитых историков прав? Ответ прост: правы оба! Действительно, какое-то время государственность, утраченная Киевом, продолжала сохраняться в обеих изолированных друг от друга частях бывшей Руси. Но так продолжалось недолго:
«Таким образом, в середине XIV века закончилась самостоятельность украинских земель: Галичину захватили поляки, Волынь со временем стала литовской провинцией, а другие княжества, которые остались в Киевщине и Черниговщине, тоже перешли под власть литовских князей. Государственная украинская жизнь оборвалась» (там же, с. 131).
Вот Вам и ответ на поставленный вопрос. В то время как государственность Галицко-Волынской державы полностью закончилась, северо-восточная Русь все более и более крепла.
«Медленно собирала она раздробленную и подавленную Русь: но зато прочное и стройное дала ей единство на незыблемом основании единства духовного…» (Максимович, с. 85).