Происшествие на хуторе аль-Миниси - страница 7

Хутор хаджи Хабатуллы аль-Миниси. К западу от хутора, в той стороне, где каждый вечер заходит солнце, лежит деревня Дамисна, которую все хуторяне называют просто деревней. К востоку, на высоком берегу реки, расположен хутор аль-Мурда. Каждое утро из-за кромки берега поднимается в небо солнце, освещая реку ар-Рашидию, рукав Нила. С юга, откуда по утрам приходит автобус из Кяфр аз-Зайят, к хутору примыкает деревня ас-Савалим Бахри. С севера, куда, печально прогудев, отправляется автобус по вечерам, следуя в Даманхур, — две деревни, Кяфр Авана и Никля аль-Инаб.

Лежащий посреди бескрайних полей хутор кажется издали бесформенным комом глины, брошенным на землю. Лишь несколько строений побелены известкой, — голубятни, дом хаджи Хабатуллы аль-Миниси и контора. Кое-где виднеются редкие деревья: то пальма, то смоковница или тутовое дерево. Их зелень немного скрашивает убогую серость домов.

Таков, господа мои, хутор хаджи Хабатуллы Абдель Габарра аль-Миниси.

Люди здесь не помнят, когда он впервые ездил в Мекку. Говорят, он не раз летал в Хиджаз самолетом. Но праздновал только первое свое паломничество. Вернувшись, велел заново побелить дом и расписать стены картинами хаджа[4], изобразить паломников, верблюдов, самолеты, пароходы, святую Каабу, лунный серп месяца рамадана[5]. А поверх картины пустить надпись: «Воистину долг каждого перед Аллахом — поклониться Его дому». С тех пор все на хуторе называют его отец хаджи[6].

Вся земля здесь — его земля. Все дома, улочки, голубятни, топливо, сложенное на крышах, единственная бакалейная лавка, молельня, хозяйственные постройки — все собственность хаджи. Каждый хуторянин возделывает участок земли исполу. Расходы по обработке делятся между крестьянином и хаджи пополам и урожай — тоже пополам. Даже скот покупается исполу. Крестьяне не знают дороги в кооператив. Все дела ведутся через хаджи. Он привозит семена, удобрения, продает урожай, рассчитывается с арендаторами: каждый получает что положено. В свободные от полевых работ дни — а таких набегает немало в году — хуторяне работают на усадьбе хаджи Хабатуллы.

— Хозяину — первый кусок.

Они никогда не обращаются ни к своему депутату — члену Национального собрания, ни к старосте деревни. Все это обязанности хаджи. Говорят, у него знакомства и в маркязе[7], и в губернаторстве, и в полицейском управлении. На хуторе все совершается с его ведома, даже браки.

— С твоего дозволения, отец хаджи. Благословен тот, кто соединил двоих в законном союзе.

И не освещенный законом грех в зарослях кукурузы, и разводы, и даже убийства — все происходит с ведома хаджи Хабатуллы.

Когда он покидает хутор (что случается редко), все дела откладываются до его возвращения. Он непременно возвращается к вечеру — не любит ночевать в чужом месте.

За всю историю хутора не было случая, чтобы происходящее там стало известно кому-нибудь постороннему. Ни один хуторянин не бывал ни у старосты деревни, ни у начальника караула в качестве жалобщика, ответчика или свидетеля. Все споры из-за земли, воды, даже семейные ссоры решает хаджи. Мужчины хутора и окрестных деревень здороваются с ним, как и полагается, по-мужски. Но женщины… Едва завидев хаджи; каждая скидывает с ног расшитые цветами шибшиб[8] оборачивает руку краешком покрывала и, осторожно обхватив громадную лапу хаджи, целует ее. Он, правда, выдергивает руку, говоря:

— Упаси Аллах, дочка.

Никто не припомнит, чтобы хаджи выставлял свою кандидатуру на каких-нибудь выборах, но известно, что отец его, старый хаджи аль-Миниси, баллотировался в Национальное собрание. Еще вспоминают, что, когда в деревне ад-Дахрийя был убит Хаджи Мансур Абуль Лейл, закадычный друг хаджи Хабатуллы, хаджи очень горевал. Молчание его, когда он узнал о случившемся, было страшнее любых проявлений скорби.