Произвол - страница 71
— Пытали? Ну а сейчас он здоров?
— Как будто здоров. Велел тебе кланяться и передать, что приедет сюда со своим дядей.
— О, это известие действительно приятное, — обрадовался Юсеф. — За такую новость готов подарить тебе двадцать килограммов пшеницы.
Шейх посмотрел на незнакомцев. Они о чем-то тихо разговаривали. Судя по одежде, оба были из Алеппо.
Шейх прислушался к разговору.
— В одном городе выпускают, в другом — арестовывают. Зачем?
— Почему вы не познакомили меня с гостями? — спросил шейх.
Один из незнакомцев представился:
— Я — сапожник из Алеппо, из квартала Калляса.
— А я — торговец тканями из квартала Асиля, — сказал другой.
— Говорят, — продолжил разговор сапожник, обращаясь главным образом к шейху, — что в вашем районе дешевые шкуры, вот я и приехал закупить партию.
— А я приехал с ним за компанию, — произнес торговец. — Мы друзья. К тому же я хочу предложить свои ткани. Надеюсь, ваш бек не откажется их купить?
— Что слышно в Алеппо? — спросил Юсеф.
— Прошлой ночью, — сказал сапожник, — у нас убили торговца-еврея, а в убийстве обвинили арабов. Сотни людей арестованы.
Наступила тишина. Все недоуменно переглядывались.
— Значит, выпустили в Хаме, а в десять раз больше арестовали в Алеппо? Теперь сотни таких, как Адель, томятся в тюрьмах вашего города?
— Да, это так, — ответил сапожник. — Но до сих пор убийца не найден. Французы арестовали всех мужчин квартала Калляса, а остальным учинили допрос. Пытали женщин, стариков, подростков. Мы успели бежать. Под видом рабочих доехали на арбе, которая везла солдат до Ум-Ражим. А сюда добрались пешком. Просто мы решили здесь переждать, а дня через два, когда все успокоится, вернемся в Алеппо.
Все хмуро молчали. Первым заговорил Ибрагим:
— Оккупанты убивают бедняков и в городе, и в деревне. Нет конца издевательствам. В железнодорожной катастрофе обвинили крестьян. А сейчас пришла очередь городской бедноты. Нас бы тоже посадили в тюрьму, но французам нужна чечевица.
— Все оккупанты одинаковы, — сказал Юсеф. — Сколько мук вынес наш народ за века турецкой оккупации! Но в конце концов турки убрались отсюда. И французы должны уйти. Только с ними надо бороться, не щадя жизни.
Вернулся староста, который выходил в начале разговора, и обратился к гостям из Алеппо:
— Добро пожаловать! Располагайтесь, чувствуйте себя как дома. В городе у нас много близких и друзей. Вчерашний вечер мы провели у Мамун-бека. Он такой щедрый, такой добрый. Был там и господин советник, но вскоре за ним приехал офицер, что-то сообщил, и они вместе быстро ушли. Мы сразу поняли: в городе что-то случилось.
Сапожник повторил свой рассказ об убийстве торговца.
— Спаси нас, аллах! — воскликнул староста. — Что же это творится?!
— А кто был вместе с советником? — спросил Ибрагим у старосты.
— Ахсан-бек, Мамун-бек, Сабри-бек, советники из Хамы и Алеппо, начальники станций с женами, несколько француженок.
— Наверняка туда приезжал еще кто-то из Алеппо или Бейрута.
— Ты так уверенно говоришь, будто сам там был, — удивленно произнес староста. — Действительно, туда приезжала еще одна женщина, Гладис ее зовут, приезжала вместе с матерью и уехала куда-то вместе с Рашад-беком.
— Вы резали и жарили баранов, подавали гостям на блюде, угождали мадам Марлен. Верно? — спросил Юсеф.
— Так приказали нам беки. А что бы ты сделал на нашем месте? Отказался?
— Бек и не прикажет мне ничего такого, — ответил Юсеф. — Он видеть меня не может.
— Да хватит вам, — сказал Ибрагим.
Но тут вмешался сапожник:
— Если все они были на вечеринке, кто же производил в Алеппо аресты?
— Советник сам ничего не делает. Он только приказы отдает, — сказал Юсеф. — И офицер, выполнив приказ, пришел доложить об этом советнику.
— Советник с офицером уехали рано, — заметил староста, — а остальные гости после полуночи.
— Видели бы вы, как издевались французы над людьми в Алеппо! — дрогнувшим голосом сказал торговец. — Женщин избивали, детей. Смотреть страшно было. Как там теперь жена моя и дети?
— Порабощение, угнетение, произвол, — с сердцем проговорил Юсеф, — вот что принесли нам французы! Они нас грабят и убивают. На колени хотят поставить. Силой оружия заставляют молчать.