Проклятье Победителя - страница 18

стр.

— Обыкновенной?

— Ну, знаешь, все считают, что ты слегка эксцентрична.

Кестрел и в самом деле это знала.

— Нет, конечно, тебя любят. Но когда ты освободила свою няню, об этом говорили. Все бы забыли, но ты каждый раз делаешь что-нибудь еще. Твоя музыка — общеизвестный секрет. Я не говорю, что это плохо.

У них случались такие разговоры и раньше. Весь вопрос заключался в преданности Кестрел. Если бы она играла изредка, как ее мать, на это никто не обращал бы внимания. Если бы до войны геранцы не ставили музыку так высоко, это тоже многое могло бы изменить. Но с точки зрения валорианского общества, музыка была наслаждением, которое получают, а не создают, и никому не приходило в голову, что создание музыки также может принести удовольствие.

Джесс все еще говорила:

— …а потом были торги…

Она бросила на Арина неловкий взгляд.

Кестрел тоже посмотрела на раба. Выражение его лица по-прежнему было безучастным, но как будто более внимательным.

— Ты стыдишься быть моей подругой? — спросила Кестрел у Джесс.

— Как ты можешь так говорить?

Джесс казалась искренне уязвленной, и Кестрел пожалела о своем вопросе. Он был несправедлив, особенно после того, как Джесс пригласила ее вместе отправиться на пикник.

— Я попробую, — пообещала Кестрел.

Джесс, казалось, успокоилась. Она попыталась ослабить напряжение тем, что гадала, когда и какую еду подадут на празднике и от каких парочек можно ожидать скандального поведения.

— Там будут все симпатичные молодые люди.

— Хммм, — произнесла Кестрел, поворачивая свой стоявший на столе бокал по кругу.

— Я говорила тебе, что на пикнике Фарис покажет свету своего ребенка?

— Что?

Рука Кестрел замерла.

— Мальчику уже шесть месяцев, и погода должна быть безупречной. Это отличная возможность представить его обществу. Почему ты так удивлена?

Кестрел пожала плечами.

— Это смелый ход.

— Я не понимаю.

— Муж Фарис мальчику не отец.

— Не может быть, — прошептала Джесс с притворным ужасом. — Откуда ты знаешь?

— Точно мне ничего не известно. Но недавно я навещала Фарис и видела ребенка. Он слишком красив. Совсем не похож на ее старших детей. Вообще-то, — Кестрел постучала пальцами по своему бокалу, — лучший способ скрыть эту тайну — сделать как раз так, как Фарис планирует. Никто не поверит, что леди из высшего общества станет представлять своего незаконнорожденного сына на крупнейшем празднике сезона.

Джесс в изумлении посмотрела на Кестрел, а затем рассмеялась.

— Кестрел, тебе, определенно, улыбнулся бог лжи!

Кестрел скорее почувствовала, чем услышала резкий вдох с противоположного конца комнаты.

— Что ты сказала? — прошептал Арин по-валориански, уставившись на Джесс.

Та неуверенно переводила взгляд с него на Кестрел.

— Бог лжи. Геранский бог. Ты же знаешь, у валорианцев нет богов.

— Разумеется, у вас нет богов. У вас нет душ.

Кестрел поднялась на ноги. Раб подошел к ним. Девушка вспомнила, как распорядитель торгов приказал ему спеть, а тот едва не выскочил от ярости из кожи.

— Хватит, — потребовала она.

— Тебе улыбнулся мой бог? — Серые глаза Арина сузились. Его грудь вздымалась. А затем он подавил свой гнев, спрятав его глубоко внутри. Он смотрел в глаза Кестрел, и та поняла: он осознает, что только что выдал, насколько хорошо знает ее язык. Арин спросил Джесс намеренно ровным голосом: — С чего ты взяла, что он улыбнулся ей?

Кестрел начала говорить, но Арин жестом руки заставил ее замолчать. Джесс изумленно произнесла:

— Кестрел?

— Ответь мне, — потребовал Арин.

— Что же, — попыталась рассмеяться Джесс. — Так и есть, разве нет? Кестрел так ясно видит во всем истину.

Его губы жестоко изогнулись.

— Сомневаюсь.

— Кестрел, он — твоя собственность. Ты ничего не собираешься сделать?

Эти слова, вместо того чтобы заставить ее действовать, будто парализовали ее.

— Ты считаешь, что видишь истину, — сказал Арин Кестрел по-герански, — потому что люди позволяют тебе верить в это. Если ты обвинишь геранца во лжи, думаешь, он посмеет возразить тебе?

Ее ошеломило ужасной догадкой. Она почувствовала, как от ее лица отлила вся кровь и по венам разлился холод.

— Джесс, дай мне свои серьги.