Проклятье Ван Гога - страница 13

— Я возьму филе и салат, — Кейн поднял глаза на меня, — что ты хочешь? Он облизнул нижнюю губу, и мне ужасно захотелось поцеловать его в губы, обвить его шею руками и целовать долго и неистово, так, как это делают в кино. Я хотела запустить пальцы в его чёрные волосы и чувствовать бьющийся на его висках пульс. Я хотела его так сильно, что у меня свело желудок.

— Мы поели, благодарю, — ответила я, чувствуя, как пылают мои щеки. Пожалуй, я возьму кофе. Ледяной латте, добавьте карамель и один экстра-шот.

Девушка кивнула и снова обратилась к Кейну.

— Это всё? — спросила она, улыбаясь такой сладкой улыбкой, что я возненавидела сладости.

«Просто скажи, чтобы она сваливала!» — подумала я, сверля её взглядом. Если бы у меня была волшебная палочка, то я, превратив её в жабу, бросила бы её в болото. Может, тогда она и найдёт себе принца. Нечего было приходить сюда, Кейн мой!

— Да, пока всё, — ответил Кейн и отдал ей меню.

Официантка схватила меню, глядя на него из-под длинных ресниц, и медленно надула пузырь из зелёной жвачки. Мне ужасно захотелось ударить по нему и расплющить жвачку по всей круглой морде наглой официантки. Мне стало стыдно, я вспомнила, как совсем недавно я упрекала сестру за в её грязные намерения в отношении мужчин, сама же была в сто раз хуже. Я была ревнивой тварью, во мне горел огонь, способный расплавить любую красотку, находящуюся рядом с Кейном. В своём мире, в своей душе я открывала новые земли, совершенно неизведанные континенты и страны. Я только начинала узнавать себя.

— Детка, ты красная как этот зонт, — Кейн нагло улыбался. Он улыбался тому, насколько горячей была эта девочка, он почти чувствовал её темперамент своей кожей. Ева взяла свой стакан и сделала несколько больших глотков. Она молчала. И даже то, как она молчала, сводило его с ума.

— Я часто вспоминала тебя, — вдруг сказала она, и сердце Кейна сжалось, как будто его заполнили стремительно застывающий жидким бетоном. Она, этот маленький ангел, вспоминала его. Его, Кейна Реймура, безжалостного человека, владельца сомнительного бизнеса, который разорил огромное количество людей, делал деньги на лжи, пользовался невежеством и глупостью людей. Власть порождала ещё большую власть, а деньги делали ещё больше денег. Он неоднократно оказывался по ту сторону дула пистолета, и лишь чудом ему удавалось обмануть смерть. А Ева… Она была ангелом, чистым, нежным, божественным созданием. Рядом с ней он чувствовал себя чертом. Одним из властелинов девяти кругов Ада, описанных Данте Алигьери. За свою жизнь он поимел столько женщин, что было не сосчитать, да он и не верил никогда в существование такой вещи как любовь. Кейн всегда думал, что любовь только для слабых, которые никогда ничем не рисковали, или просто не хотели платить за секс. Любовь была для обычных людей, он же всегда мог купить сколько угодно любви в любой момент в любом обрамлении и с самым изощренным дополнением.

Она просто его не знала, она не знала, кто он, — говорил себе Кейн, пытаясь усмирить своё сердце. Никогда прежде оно не стучало с такой силой. Он никогда не был влюблен, он даже себе не представлял, на что это похоже. Сейчас он смотрел на Еву и чувствовал, как его язык становится сухим, а в груди что-то щекотало. Чёрт! Он ведь не мальчик, ему уже тридцать лет. Тридцать лет жестокой борьбы за выживание в городе Ангелов, где он не встречал ни одного, пока не встретил Еву. Он почувствовал, что в книгу его жизни ему предстоит вписать совершенно новые главы, и эта неизвестность возбуждала его ещё больше.

Кейн вздохнул.

— Ты не представляешь, как часто я думал о тебе, — ответил он, откинувшись на спинку стула. Ножки визгнули, аккомпанируя его сердцу. Он не должен был говорить ей этого. Не имел никакого права. Кейн видел, что она смотрит на него как на бога. Он осознавал, что, возможно, она влюблена в него, но также хорошо он понимал и то, что между ними никогда и ничего быть не может. Прошла минута, прежде чем он снова мог нормально дышать.

На одну секунду в его голову пришла мысль о том, что если бы он хотел видеть кого-то рядом с собой, то это была бы Ева. Он представил её в своём доме, сидящей на диване в гостиной и ждущей его после очередного сумасшедшего дня… Это была паршивая мысль, даже паршивее той, что пришла ему в голову, когда он увидел мертвого отца — этот вид доставил ему истинное наслаждение. Ева было слишком молодой, целая жизнь ждала её впереди, и эту жизнь он мог разрушить в одночасье.