Проклятие Осириса - страница 23

– Скоро ли мы придем? – недовольно окликнул жрец старуху. – Мне кажется, мы уже углубились во владения мертвых!

– Тише! – шикнула Фетх, оглянувшись. – Тише, если и правда не хочешь раньше срока попасть к предкам!

И в ту же секунду из темноты выскочило что-то еще более темное, словно сгусток мрака, и набросилось на молодого жреца.

Ат Сефор попытался сопротивляться, но его уже повалили на камни, руки скрутили за спиной и связали кожаным ремнем.

– Во имя Анубиса! – взвыла из темноты старая Фетх. – Не троньте нас! Мы с этим благородным господином идем к Габд-а-Батху! Шейх ждет нас, он сам назначил встречу!

Резким рывком молодого жреца подняли на ноги, толкнули в спину, чтобы он шел вперед, но и не подумали развязать руки. Старая знахарка шла впереди, что-то вполголоса бормоча.

Ат Сефор двигался вперед, стараясь не сорваться с тропы, которая сделалась еще круче. Со связанными руками это было гораздо труднее, но на все его жалобы ответом было молчание.

Тропа сделала резкий поворот, и впереди забрезжил свет.

Еще несколько минут, показавшиеся жрецу бесконечными, – и путники оказались перед входом в пещеру, внутри которой полыхал яркий костер.

Вход в пещеру был завешен бычьей шкурой. Провожатый, или скорее стражник, шагавший за спиной Ат Сефора, выкрикнул какое-то непонятное слово, и шкуру откинули в сторону. Старуха проскользнула вперед, жреца толкнули в спину, он пригнулся и вошел в пещеру.

Здесь, вокруг огромного костра, над которым на вертеле жарилась газель, сидело с десяток человеческих существ. Впрочем, отнести их к роду человеческому можно было только с некоторым усилием – так свирепы и уродливы были их лица. Они были изуродованы страшными шрамами, следами ран, пыток и болезней, но еще больше уродовал их отпечаток всевозможных пороков.

Ат Сефор заметил одно лицо с вырванными ноздрями и другое – с черным провалом вместо глаза. Но больше других его взгляд привлекало свирепое смуглое лицо с маленькими глубоко посаженными глазками и кривым шрамом, пересекающим щеку. Этот грабитель сидел на почетном месте и держался с кичливым видом главаря.

– Ты – Габд-а-Батх? – обратился к нему жрец. – Я шел, чтобы поговорить с тобой, а твои люди напали на меня, как на заблудившегося барана, связали руки и приволокли сюда! Вели развязать меня, и пусть твои люди удалятся, чтобы мы могли поговорить без помех!

В ответ на его слова грянули раскаты хохота, от которых едва не обрушились своды пещеры. Не смеялся только смуглый злодей, к которому обратился Ат Сефор.

– Он принял тебя за Шейха! – проговорил, задыхаясь от смеха, одноглазый, хлопнув молчаливого грабителя по спине, и сделал руками несколько жестов. Тот наконец понял его и тоже зашелся сухим лающим смехом.

– Он глухой, – пояснил одноглазый, отсмеявшись и взглянув на пленника. – Стервятник – глухой, поэтому он не смеялся! Остальные смеялись, потому что это очень смешно – принять Стервятника за Шейха Ночи!

– Но где же сам Габд-а-Батх? – высокомерно осведомился молодой жрец. – Я хочу говорить с ним!

– Вот только захочет ли Шейх говорить с тобой? – с сомнением произнес одноглазый. – Может быть, он велит выкинуть тебя в пустыню, на корм шакалам и стервятникам!

– Угомонись, Кривой Шакал! – раздался из глубины пещеры негромкий властный голос. – Может быть, не его, а тебя я прикажу выкинуть в пустыню! Может быть, так будет мне угодно!

В круг света вышел невысокий мужчина с красивым, гладко выбритым лицом, в короткой светло-коричневой накидке. Встретив этого человека днем на улице Города Мертвых, Ат Сефор принял бы его за торговца или богатого мастерового, но никак не за главаря шайки грабителей могил.

Тем не менее это был именно он, знаменитый Габд-а-Батх, Шейх Ночи. При его появлении остальные грабители замолкли, как замолкают мелкие хищники при появлении льва.

– Что привело тебя в мои владения, жрец? – проговорил он, подойдя к пленнику и внимательно оглядев его.

– Прикажи развязать мне руки! – потребовал Ат Сефор.

– Может быть, прикажу, а может быть, нет, – отозвался Шейх. – Может быть, мне будет угодно изжарить тебя на вертеле вместо этой газели. Когда я спрашиваю, что привело тебя к нам, – следует отвечать, если ты не хочешь вызвать мой гнев.