Проклятие Валнира - страница 8

Но еще хуже криков Вирта и грохота его котелка была его противоестественная бодрость. К досаде Райнера, этого типа совсем не беспокоил недостаток сна. Леди Магду, похоже, тоже. Она спокойно ждала у палатки, сложив руки на груди, чистая и отутюженная, как после утренней молитвы. Под чутким руководством Вирта все наспех перекусили хлебом, сыром и элем и продолжили путь. Последними оседлали коней Павел и Халс, которые причитали и стонали, словно садились без штанов в колючий терновник. В итоге отряд отбыл через полчаса после пробуждения.

Дождь прекратился, но солнце так и не показалось. Небо было от горизонта до горизонта невыразительного серого цвета, словно над миром навис гигантских размеров оловянный поднос. Они плотно закутались в плащи и пригнулись, спасаясь от сырого весеннего ветра, продолжая путь к Срединным горам, которые поднимались из-за казавшегося бесконечным леса, словно острова в зеленом море.

Наконец поросшие кустарником пустоши востока остались позади, лес стал гуще и на пути попалось несколько деревень, совсем крохотных, едва поднимающихся над зимним полем. Вообще-то, эта картина должна была обрадовать людей, надолго разлученных с домом, но на деле лица путников не выражали ни малейшего удовольствия. И немудрено: деревеньки превратились в развалины, разграбленные и сожженные дотла, среди которых, словно странные игрушки, валялись гниющие тела. Кое-где еще клубился дым: теоретически война уже несколько месяцев как закончилась, повелитель Хаоса Архаон и его орды наконец были изгнаны из Кислева, но бои шли и, в общем-то, прекращаться не собирались. Бескрайние леса Остланда могли укрыть целые армии, и по нему бродили в поисках еды и легкой добычи банды мародеров из числа оставленных бежавшими соотечественниками. Основная же масса норсов, как было принято считать, отступила к Срединным горам и осела там: им пришлись по нраву заснеженные вершины.

Еще не оправившись от решающего сражения, Империя не могла себе позволить реорганизовать армию и направить ее на борьбу с этими стервятниками, так что задача сия стояла перед местными феодалами, которым и без того приходилось непросто, и потрепанными гарнизонами их вечно осаждаемых замков. Но здесь, в этой всеми забытой глубинке, признавали лишь власть Карла-Франца, и жителям деревень приходилось заботиться о себе самостоятельно или гибнуть. Последнее случалось значительно чаще.

В одном поселении на частоколе гнили отрубленные головы. Тела разлагались где придется — хоронить их было уже некому. Над колодцами, амбарами и хижинами витал запах смерти.

К полудню они проехали мимо храма Зигмара. Перед ним был распят старый жрец, ребра его были вывернуты и легкие хлопали на ветру, словно крылья. Павел и Халс выругались вполголоса и сплюнули, чтобы отвратить несчастье. Эрих выпрямился в седле, на скулах его загуляли желваки. Франц вздрогнул и отвернулся. Райнер осознал, что мечется между желанием отвернуться и глядеть во все глаза. Он никогда особо не жаловал жрецов, но на подобные зверства ни один житель Империи не мог взирать равнодушно.

Уже когда они пообедали не спешиваясь, из-за облаков показалось мутно-водянистое солнце, и настроение путников немного улучшилось. Лес отступил от дороги, и какое-то время они ехали по болотистой территории, покрытой тростником и еще не до конца растаявшими сугробами, от которых растекались змеистые ручейки. Все потихоньку разговорились, и Райнер не без интереса отметил, что обозначилось определенное разделение на группы. Его слегка удивило, что Павел и Халс, остландские фермеры, в жизни не покидавшие родных краев, пока их не призвали в армию, поладили с тильянским наемником Джано. Типичная замкнутость крестьянина, которому даже Альтдорф казался «заграницей», а любой чужеземец — недостойным доверия, отступила перед общностью пехотинцев, и скоро эти трое с хохотом рассказывали друг другу, как сгнил провиант, в каких халупах приходилось останавливаться на постой и какая зараза командир.

За ними ехали маленький Франц и гигант Ульф, переговариваясь вполголоса, — их явно объединяла необходимость противостоять всеобщим насмешкам. Кавалькаду замыкали Густав и Оскар, мрачные и молчаливые; попутчики явно избегали общения с ними.