Проклятие Византии и монета императора Константина - страница 4

В первый раз он приехал туда еще в институте. Копали в тот год на Н-ском городище. Полевой сезон оказался невероятно удачным, находок было много, да еще каких! Все участники раскопа от мала до велика ликовали. Именно тогда студент Митя Лобов как-то сразу безоговорочно «вошел в тематику» и всю последующую жизнь сохранял верность Господину Великому Новгороду.

Хотя, казалось бы, что в Новгороде такого особенного? Обычный русский город с не очень-то счастливой судьбой. Есть река, есть кремль (здесь его называют Детинец), есть чудом сохранившиеся Софийский собор и несколько десятков церквушек. Но самобытная застройка купеческого города почти не сохранилась – во время войны многие кварталы были полностью стерты с лица Земли. Вот в ней, в земле-то все и дело! Ибо с археологической точки зрения новгородская земля уникальна! Это своего рода природный консервант, где прекрасно сохраняется вся органика – дерево, кость, кожа, ткани и, конечно же, береста. Подумать только, хрупкая берестяная грамота, пролежав в новгородской земле тысячу лет, доходит до нас в своем первозданном виде. Не случайно, что именно земля города стала объектом охраны ЮНЕСКО.

Да, обо всем этом Дмитрий Сергеевич Лобов мог бы рассказывать сколько угодно.

– Понимаешь, Ленка, уже в самом названии «Новгород» заключается некая загадка. Если это новый город, то где-то должен быть старый…

– Значит, опять уезжаешь? – угрюмо спрашивала его Елена. Она не разделяла любви мужа к археологии, а жила заботами о доме, о семье, о дочери. Елена устала от вечного безденежья, от командировок Дмитрия, и всеобщая грамотность средневекового Новгорода ее заботила меньше, чем грамотность Алевтины, ее предстоящее поступление в школу и покупка нового пальто. А еще завтраки, обеды, ужины, которые надо из чего-то приготовить, в то время как в холодильнике пусто.

После нескольких лет отчаянной экономии Елена наконец поняла, что на мужа надежды мало, и пошла работать. Весьма скоро молодого экономиста с научной степенью по достоинству оценили в одной процветающей строительной компании. Кормильцем семьи стала жена. Отношения супругов дали трещину. И стоило Лобову лишь заикнуться об очередном полевом сезоне, как в доме начинались скандалы. Собственно, они не прекратились даже после развода, последний, к примеру, разразился шесть месяцев назад.

Это было в октябре прошлого года, когда Лобов осуществлял археологическое наблюдение за инженерными работами на улице Рабочей[2] – там прокладывали коммуникации к будущему дому, – и нашел грамоту. Грамота, содержащая всего несколько начальных букв письма, была разорвана и по большому счету «малоперспективна». Дело совершенно обычное. Древним новгородцам, как и нам, живущим тысячу лет спустя, вовсе не хотелось, чтобы кто-то посторонний читал их личную переписку. В XXI веке для этого придумывают разные коды доступа, пароли, уничтожители бумаг. Ну а тогда люди просто рвали полученные письма на мелкие кусочки.

С такими «кусочками» новгородским археологам приходится сталкиваться часто. И как бы ни был мал найденный клочок бересты, его все равно необходимо пронумеровать (на сегодняшний день общее количество найденных грамот уже перевалило за тысячу) и снять прорись, то есть копию. Привычная, в общем-то, работа. Непривычным же стало то, что на следующее утро Лобов нашел вторую половину этой грамоты, обширнейший текст превосходной сохранности, который Дмитрий Сергеевич читал с замиранием сердца. Разумеется, грамота требовала более детального изучения. Этим занимались специалисты по древнерусскому языку, точнее, по древненовгородскому диалекту.

Несколько минут Лобов пребывал в состоянии восторженного ликования, ничего вокруг не видя и не слыша. Как вдруг ощутил на своем плече легкое прикосновение, а рядом с ним будто из-под земли вырос какой-то чернявый парень.

– Что, что вы хотели? – спросил Лобов, осторожно укладывая грамоту в банку с водой[3], и стал искать в карманах мобильный – ему не терпелось сообщить о своей находке на Базу[4].

– Дмитрий Сергеевич, может, не будем торопиться? – сказал чернявый с кривой улыбочкой.