Пролог (Часть 1) - страница 7
Питер, видимо, закончил. На уровне, моего носа пальцы мистера Конроя, который стоял над нами, продолжали трудиться над гаммой. Только теперь в темпе бешеного allegro.
— Вот и всё приблизительно, — сказал Питер и снова обнялся сам с собой. — Кажется, всё.
Я выключил диктофон.
— Ерунда, — вдруг сказал Конрой сверху раздражённо. — Детские штучки. Притворство.
Он посмотрел на Питера с вызовом. Тот потянулся и сладко зевнул.
— Вы эгоисты. Вы паразитируете на шее общества, которое отвергаете, — снова бросил перчатку Конрой.
— У вас съехал галстук, — дружелюбно молвил Питер.
Но Конрой не хотел мира.
— Вы говорите о любви, а ведь первое, что вы сделали, нанесли удар в самое сердце родителей, сбежав от них. А они — эти чёрствые собственники — отдавали вам всё: внимание, деньги. Они обучали вас, кормили!
Питер поднялся, потёр ладонями плечи. Ему всё ещё было холодно. Сказал:
— Неужели вы всерьёз думаете, что можно и дальше так жить, как вы живёте?
— Как «так»? Как «так»?! — встрепенулся Кон-рой. — Ну, скажите, что нужно было моему сыну? Я вице-президент хорошей фирмы. У нас отличный дом. Я работал по двенадцати часов в сутки, потому что хотел для него только добра. Я купил ему «мустанг». И вот…
Конрою хотелось, наверное, выложить все те аргументы, которые он не успел поведать сыну и которые родились в долгие часы воображаемых разговоров с ним, в долгие дни и ночи блужданий по непонятной ему стране Хиппляндии.
— Может быть, ему нужно было стать самим собой? — мягко сказал Питер.
— Ерунда! Заумь! Я отказываюсь понимать.
— В этом всё дело.
— Мне трудно с вами разговаривать, — сказал Конрой, явно сдерживаясь. — Вы лишились способности мыслить согласно нормальным законам человеческой логики. Вы изобретаете свою логику. Между нами интеллектуальная стена.
Питер засмеялся. Он смеялся легко и свободно. Этот безжалостный смех взорвал Конроя.
— Лицемеры! — сказал он тихо. — Вы говорите о любви и добре, а каждый день у вас здесь разврат, грабежи, насилия и даже убийства.
Он повернулся ко мне:
— Две недели назад девочку убили, мерзавцы. Невинную девочку. Наговорили ей вроде того, что он тут нам плетёт, она пришла — доверчивая. А её изнасиловали вдесятером и потом убили.
Не оборачиваясь к Питеру, он бросил:
— Это правда?
Питер хотел что-то сказать.
— Нет, вы мне ответьте, это правда? — с угрозой повторил Конрой.
— Правда.
— Где же любовь? Где же добро? Вы говорите — долой собственность, долой деньги. А кто наживается на продаже наркотиков? Да ваш же знакомый теоретик и наживается. А этот парень с мухой в пробирке — ведь он получает жалованье от туристской компании. Все вы — актеры. И с удовольствием грабастаете деньги за свое лицедейство. Бусики, сандалики, рванье. А пойдите купите сандалики — стоят подороже, чём выходные туфли у Флоршейма.
Питер опустил голову. Конрой понял это как капитуляцию.
— Так что же вы всем голову морочите?! Зачем вы увели моего Эрика? Ведь он поверил в идеалы. Поверил!.. А вы такие же подлецы, как…
Вдруг Конрой стремительно отошёл от нас и стал перебегать улицу, что-то крича длинному человеку в кожаной короткой тужурке. Тот стоял на мостовой возле приземистого длинного мотоцикла, блестевшего под жёлтым закатным солнцем, как маленькая таиландская пагода.
Человек в тужурке, увидев Конроя, сделал движение к мотоциклу, но Конрой снова крикнул, подбежал и начал быстро что-то доказывать мотоциклисту. Тот отрицательно качал головой. Тогда Конрой вынул бумажник и принялся отсчитывать деньги. Мотоциклист всё ещё качал головой. Но деньги взял. И что-то сказал Конрою, а Конрой быстро записал в книжку.
Затем мотоциклист сел; на свою пагоду и, взревев немыслимым мотором, умчался. А Конрой, побледневший, как мне показалось, направился в нашу сторону.
— Мы уходим отсюда, — вдруг сказал Питер.
— Кто уходит? — не понял я.
— Настоящие.
— Куда?
— Не знаю. Куда-нибудь. Здесь больше нельзя. Здесь нас превратят… здесь нас уничтожат…
Я вдруг увидел слёзы. Они, не выливаясь, стояли в глазах Питера. Потом одна покатилась по щеке, оставив после себя перламутровую дорожку, и повисла в его англо-украинских усах.