Пролог (Окончание) - страница 12

стр.

Меня водят между проводов, машин — объясняют:

— Четыре тысячи корреспондентов Си-би-эс на ключевых, избирательных участках каждые несколько минут сообщают по прямому телефонному проводу о результатах подсчета голосов… 150 операторов ЭВМ связано с ними… Кроме того, каждые несколько минут операторы получают данные подсчета голосов по штатам… Сто электронно-счетных машин в студии… Каждые 60 секунд компьютеры дают общенациональную картину подсчёта… В передаче на студии занято 650 человек… Возле каждого обозревателя по две ЭВМ, которые мгновенно дают ему необходимые данные в каждый нужный момент… Около Кронкайта — 5 компьютеров. Нажатие кнопки — и на экране возникают последние цифры подсчёта голосов по выборам президента, сенаторов, губернаторов… Ещё до окончания подсчета голосов, на основании наших компьютерских данных, мы объявляем — кто победитель… В 1967 году мы объявили о победе Джонсона в 9.05 вечера… На этот раз дело продлится дольше, потому что уж очень близко друг к другу идут кандидаты…

Я вижу на первом этаже стола-синхрофазотрона три телевизионных экрана. Два из них включены на программу Эн-би-си и Эй-би-си.

— Мы должны каждую секунду знать, что делается у наших конкурентов.


23.15. Штаб-квартира Уоллеса в Нью-Йорке, в отеле «Пан-Америкэн». Штабисты занимают три скромных номера. Из одного нас довольно грубо выставляют — там идет заседание, над столом склонились коротко остриженные головы джентльменов средних лет. В другом номере на кровати перед телевизором сидит неожиданная одинокая старушка. Увидев нас, она поднимает сухонькие кулачки к низкому потолку и кричит сипло: «Кронкайт подлец! Подлец Кронкайт! Почему он не показывает цифры на Уоллеса?! Разве это демократия?!» В третьем номере на кровати и на стульях сидят молодые, боксерского вида люди и смотрят сразу три телевизора. Один включён на Си-би-эс, другой — на Эн-би-си, третий — на Эй-би-си.

Делать здесь нечего и разговаривать тоже не о чём.


23.50. Пресс-конференция в комнате для прессы в «Уолдорф-Астории». Ведёт мистер Герберт Клейн. — пресс-секретарь Никсона, сутулый человек с узкими, длинными черточками глаз, резко опускающимися у висков. Две сотни корреспондентов, измотанных отсутствием новостей, сидят с дымящимися блокнотами.

— Мистер Никсон приехал в «Уолдорф-Асторию» в семь часов, — говорит Клейн деловито. — Два часа отдыхал в своём номере на тридцать пятом этаже. Сейчас с ним лишь глава штаба. С остальными сотрудниками разговаривает только по телефону. Миссис Никсон и обе дочери находятся в другом номере и наблюдают за подсчётом голосов по телевизору. В номере у господина Никсона царит атмосфера уверенноети. Он ждёт победы. — Без паузы Клейн добавляет: — Готов ответить на вопросы.

— Как отдыхал мистер Никсон?

— Как все отдыхают.

— Опишите номер, в котором он находится. — Я не обратил на это внимания. В следующий раз расскажу подробно.

— Какие там стоят телевизоры?

— Сообщу в следующий раз.

— Кому принадлежит номер?

— То есть?

— Какой корпорации?

— Номер принадлежит отелю, и никому больше.

— Вы всё ещё верите в предсказание, сделанное мистером Никсоном, о том, что он победит с разрывом не меньше чем в три или пять миллионов голосов?

— Мистер Никсон уверен в победе. Когда пойдут данные из западных штатов, все станет на своё место.

— Нельзя ли описать обстановку номера пораньше для тех, кому уже пора сдавать материал в газету?

— Спасибо, господа.

Мистер Клейн мрачен. Никсон и Хэмфри идут вровень. У Хэмфри даже на несколько тысяч голосов больше.


6 ноября. 0.25. В бальном зале состояние боевой готовности к вселенской выпивке давно уже сменилось состоянием боевых действий в этом направлении. Время от времени на сцену поднимаются никсонерочки. Они выстраиваются в ряд и под джазовый галоп начинают высоко поднимать ноги для поднятия духа. В американском спорте таких девиц называют «морал-билдеры», что в переводе означает «поднимающие дух», а в буквальном переводе — «строители морали».

Но мораль зала поднимается с трудом. По лицам никсонерочек катится добросовестный пот. Оркестр всё убыстряет темп. Воодушевление на сцене тонет в пьяной неразберихе зала.