Промелькнувший метеор. Книга 1 - страница 15
— Помогу я, — твердо и тихо отвечал Сперанский. — В Омске открылось войсковое училище. Есть там и отделение для мусульман. Сын ваш будет одним из первых офицеров-кайсаков, и кто предугадает, может, он станет большим человеком.
Айганым не знала, как благодарить Сперанского. Впервые за много дней радостно стало у нее на душе. Лучшего придумать для Чингиза, кажется, было нельзя.
Будь на то воля Чингиза, он не остался бы в городе. Мальчик слишком привык к степному раздолью, к благодатным ущельям Срымбета. Омск сразу отпугнул его теснотою и пылью улиц, домами, стоявшими вплотную друг к другу, высокомерностью людей, замкнутых, недружелюбных, таких чужих ему. Ни табунов, ни быстрого аргамака. Он видел лошадей, впряженных в повозки. Они казались клячами по сравнению с аульными. Разве что коровы, возвращавшиеся к вечеру с пастбищ, мычали так же, как дома. Но их было так мало. Изредка попадались свиньи. Чингиз никогда не встречал их прежде. Однако детским своим сознанием он вспоминал язвительные рассказы домашних, воспринимал свиней как поганых животных. Даже глядеть на них было противно до тошноты…
— Не буду здесь жить, не буду! — закричал Чингиз в день прощания с матерью.
— Будешь! — со всей решительностью отвечала мать.
А когда убедилась, что слезами сына не успокоишь, отвесила ему, уже садясь в тарантас, звонкую пощечину. Чингиз заревел. Айганым даже не посмотрела в его сторону, и лошади тронулись.
Конечно, в глубине души она жалела своего любимца. Но, ох, как ей не нравилось, что мальчуган, почти джигит, надежда Срымбета, оказался капризным и плаксивым.
Впрочем, скоро все обошлось. Чингиз, зачисленный в эскадрон азиатского отделения Сибирского войскового училища, проявил способности к ученью. Не имея раньше никакого представления о русской грамоте, он в первые же годы стал бойко читать, писать и говорить по-русски, попал в число лучших учеников. Продолжай он после училища свое военное образование и дальше, кто знает, как сложилась бы его офицерская судьба. Но на пути Чингиза были барьеры, построенные еще до его определения на учебу. И возвела эти преграды сама его мать Айганым.
Еще в год большого праздника на берегу Иртыша, когда в Омск съехались все знатные вожаки Среднего жуза в честь приезда в Сибирь именитого петербургского гостя, Айганым познакомилась в своей нарядной юрте с ага-султаном Баянаульского округа Чорманом, сыном Кушика. Айганым и Чорман понравились друг другу. Сближенье их, к удивлению многих, было завершено неожиданным сватовством: малолетнего сына Айганым Чингиза объявили женихом, а малолетнюю дочь Чормана Зейнеп — его невестой.
Мы еще вернемся к подробностям этого сватовства, но прежде должны представить читателям Чормана.
Его отец Кушик, принадлежавший к роду Каржас, хотя и не славился богатством среди скотоводов Баянаула, но слыл человеком спокойным и хозяйственным. На любознательного, смышленого Чормана больше всего влиял близкий к отцу бий Шона, известный всей степи своим умением решать самые запутанные аульные тяжбы. На одном таком разбирательстве присутствовал и тринадцатилетний Чорман. Он выступил неожиданно для всех с остроумной и убедительной речью, положившей конец всем спорам. После этого случая в степи его стали с уважением называть мальчиком Чорманом, мальчиком-бием.
Забегая вперед, следует сказать, что во время восстания Кенесары Касымова Чорман перешел на сторону русских войск и сражался с братьями — баями Тайжаном и Сейтеном, своими родственниками по деду. Братья-баи потерпели поражение. Они, очевидно, погибли, а их имущество пошло в военную добычу. Табунный косяк Тайжана и Сейтена в три тысячи лошадей в это время находился на пастбищах урочища Кызак между Омском и Тюменью. Табуны оказались без владельцев. Исчезли взятые в плен и наследники братьев-баев. Чорман смекнул, что может стать хозяином косяка и тут же объявил лошадей скотом рода Каржас. Табуны, пригнанные в Баянаульскую степь, сразу сделали Чормана одним из крупных здешних баев. К тому же за помощь русским войскам царские власти отблагодарили Чормана воинским чином есаула.