Промысл Божий в моей жизни - страница 10

В эту самую минуту, — так уж Бог послал, — к тому же месту подошел местный крестьянин поить свою лошадь. Увидев нас со связанным бельем, он с удивлением спросил нас, попросту, по-деревенски:

— Чевой-то вы, ребята, задумали?

— Переплыть хотим реку, — сказали мы задорно. Тщеславие вечный враг людей: нам, мол, не впервой. Да и правду сказать — пловцы мы были изрядные.

Но крестьянин, — он то лучше нас знал ширину реки и риск нашего озорства, — недоверчиво махал головой:

— О-ой, ребята! Неладное затеваете.

Но нам еще больше хотелось доказать «этому простаку», какие мы ловкачи. И, по обычаю перекрестившись, мы стали входить в реку, держа в левой руке одежду.

Мужичок, видя, что нас уже не остановить, сказал печально:

— Ну, спаси вас Христос!

Мы дошли до глубин, перевернулись на спины и поплыли. А крестьянин, посмотрев на нас некоторое время, дернул свою лошадь и пошел обратно домой. Мы остались одни в воде. На берегу уже не было никого, кто мог бы в случае нужды подать нам помощь.

Сначала было хорошо. Но скоро заметили, что мы делаем полукруги: оказывается, когда огребаешься одной рукой (левой то мы держали над водой белье), то невольно делаешь уклоны от правого направления в сторону гребущей руки.

От этого путь наш еще больше удлиннился. Однако, мы проплыли немного более половины реки. Я вижу, что левая рука моя ослабела и выпустила белье в воду. Плохо дело... Но это беда невелика, только все измочится и больше ничего.

Гляжу, и у брата Сергея одежда тоже в воде. Плывем молча.

Но вот я чувствую, что уже и ноги мои совсем устали, и я не только не в состоянии ими толкать воду, но даже не в силах их самих поднять — мышцы ослабели. Ноги потихоньку стали опускаться вниз. Хочу далее вздохнуть шире всей грудью, но не могу, не в состоянии уже раздвинуть грудную клетку. Не хватает воздуха.

И вдруг меня прорезала мысль: «Утону!»

А белье, набирая все больше и больше воды, стало погружаться вниз. Там, кроме одежды, были и деньги на оплату пул для восьми человек на «машине»... Что делать?

— Сергей! — кричу, — Плохо дело! Я больше плыть не могу!

— Я тоже устал, — сказал брат, и перевернувшись грудью к воде, подобрал намокшее белье под шею, прижал подбородком и поплыл тихонько дальше, гребя уже обеими руками. Он оказался сильнее меня. Я же не в состоянии был двинуться дальше ни на аршин. Оставалось лишь поддерживать себя руками, чтобы не утонуть совсем, да не дать погрузиться ко дну одежде.

Где же спасение?!

И, к стыду моему, я должен сознаться, что я в этот страшный момент не вспомнил о Боге... А всегда был верующим... Страх смерти и жажда жизни сковали меня, и не осталось ничего, кроме ужаса перед гибелью. И я диким, окаянным голосом завопил:

— Ка-ра-ул! То-ну!

Гляжу, побегает к берегу сельский полицейский. Видит, что я тону, но как помочь? Возле него лодка, но она прикована к столбу на замок. Он вынимает из ножен саблю и начинает рубить кол ниже замка. Но скоро ли саблей перерубишь толстое дерево?!

А в это время из сада другого священника села Доброго, о. Вишневского, услышали крик, отвязали свою лодку и быстро наискось поехали ко мне. Но это было очень далеко слева, по длинной диагонали. Успеют ли? Все же мне стало легче, лишь бы дождаться помощи. Пожалуй и продержусь...

Как раз в вот же момент наши подводы подъехали к реке, и брат священник услышал мой крик «караул». Мгновенно, еще на дороге, по селу, он стал на бегу сбрасывать свою шляпу, рясу, подрясник, сапоги, а рубашку уже сбросил с себя в самой реке, и устремился спасать меня, рискуя собственной жизнью. Остальные родственники подняли крик и стон... А одна сестра, как безумная, вбежала, как показалось мне издалека, в воду и, словно курица, у которой выведенные утята поплыли по воде, она со стонами бегала по берегу из одной стороны в другую, крича растерянным голосом мое имя:

— Ва-а-ня! Ва-а-ня!

Должно быть, Сергей уже был в то время на берегу. Да мне и не до него. Гляжу, лодка плывет все ближе и ближе. Ну, спасут...

А сестра все вопит: «Ва-аня!» и бегает.

Тогда я собрался с силами, и изо всей силы закричал ей к берегу: «На-а-дя! На-а-дя!»