Проникнуть в мысли BTK. Подлинная история тридцатилетней охоты на жесточайшего серийного убийцу из Уичито - страница 15

стр.

Вне всякого сомнения, ВТК был садистом, причинявшим неимоверные страдания людям. Однако он отличался от других изученных мной садистов тем, что его сексуально возбуждали в первую очередь психологические, а не физические пытки. Его, так сказать, «фирменным стилем» было не столько причинение физических мучений, сколько полное порабощение. ВТК никогда не вводил жертвам половой член. Было бы очень просто интерпретировать это как попытку сказать: «Вы недостойны даже того, чтобы вас насиловать». Но я знал: это не так. Решение не насиловать и не заниматься некрофилией говорило, что, невзирая на сексуальные наваждения, в глубине души маньяк считал себя безнадежно неполноценным. Он настолько невысокого мнения о себе (и так сильно боялся женщин), что никак не мог заставить себя пойти на глубоко интимный контакт с жертвой. Единственным сексуальным удовольствием для него являлась мастурбация, а связанные, запытанные и убитые жертвы – не более, чем реквизит.

Его убийства трудно классифицировать, поскольку они были и организованными, и дезорганизованными одновременно.

Думая о юношеских годах подозреваемого, я не мог и вообразить, что, в отличие от многих других сексуальных маньяков, он хоть раз кого-то изнасиловал. Зато с легкостью представлял, как он овладел мастерством подсматривания за интимной жизнью других. Помимо всего прочего, юношеское увлечение научило его скрытно следить за окружающими. Наблюдение и изучение будущих жертв имело для него важнейшее значение. Возможно, возбуждало даже больше, чем сами преступления. К моменту нападения он знал, что собирается сделать, и был убежден, что уже контролирует все аспекты их существования.

Касательно самих жертв в издевательских посланиях полицейским ВТК сообщал, что выбирает их и планомерно, и повинуясь воле случая. Когда его охватывало непреодолимое желание убивать, заранее намеченный человек должен быть на месте. Если нет, он переключался на кого-то другого.

Также, судя по отсутствию на месте преступления отпечатков пальцев и физических улик, это крайне педантичный и внимательный к деталям человек. Внутренне он ощущал себя неуверенным, ненавистным самому себе хлюпиком.

Однако внешне излучал такую напыщенность, что выглядел преисполненным самого высокого мнения о себе. Это еще одно из его безумных болезненных противоречий.

Он находил интересными послания, где хвалился удалью и умением ускользать от правоохранителей. По использованному языку было очевидно: он и заинтригован полицейской субкультурой и следственными действиями, и довольно хорошо знаком с ними. Я был убежден, что он либо служил кем-то вроде охранника или парковочного инспектора, либо просто возбуждался от мыслей, сколько власти приобрел бы с подобной работой.

Как это часто бывает с подобными типами, убийства стали главным делом его жизни, придающим смысл жалкому существованию. Из писем становилось понятно: это – ничтожество, в одночасье ощутившее себя знаменитостью благодаря чудовищным деяниям. Он пристрастился к чтению газетных статей о собственных преступлениях и к телепередачам о них. Я был уверен: разговоры посторонних о его убийствах приносили ему такое же наслаждение и удовлетворение, как сами преступления.

Все остальные просто попадались под руку. Я считал, что он питает к ним глубочайшую ненависть. Любые конфликты с противоположным полом или с обществом находили выход в убийствах. В извращенном сознании он не отвечал за свои поступки. Он явно был в какой-то депрессии и не мог ни любить, ни быть любимым. В результате приходилось постоянно искать источники возбуждения и переживаний, чтобы ощущать себя живым. И хотя получалось изображать приличного человека, мироощущение и внутренний мир не имели ничего общего с реальностью – основу составляли исключительно садистские фантазии.

По его собственному признанию, ВТК прихватывал из домов жертв разные мелочи на память. Он использовал их для распаления фантазий. Это «небольшое успокоительное», поэтому и была необходима коллекция трофеев с места преступления. Личные вещи жертв напоминали о «счастливых денечках». Я представлял, как он вновь переживает какое-то из убийств, держа в руках физическое напоминание. Каждое преступление вызывало в нем психологический подъем, который быстро угасал и оставлял его наедине с печальными мыслями. Трофеи и сувениры, несомненно, помогали не скатываться в депрессию. Хотя полностью избавить от тревоги и подавленности не могли.