Пророк - страница 13

Что ж, сказал он вслух. Интересно. Весьма интересно. Но, как вы сами понимаете, нужно некоторое время. Я дам моим сотрудникам, они…

Но молодой человек тихо взмолился:

Сотрудникам? Но не могли бы вы взять на себя труд ознакомиться с моим сочинением лично? Я много где был, меня нигде не понимают, и вы — моя последняя надежда! Вы всегда были моим кумиром, я знаю наизусть…

Но тут он уже встал, перебив молодого человека, и протянул ему руку для прощального мужского рукопожатия; молодой человек оставался сидеть, хотя и поднял свое молитвенное лицо к нему, но он все-таки поймал его за руку и буквально отодрал от сиденья. Нашлись все-таки силы, раз уж такое дело.

Рад был познакомиться, говорил он, скалясь что было сил, очень рад; крайне тронут вашими лестными словами о…

И вывел молодого человека за руку из своего кабинета.

Вернулся к своему столу.

Сел. И некоторое время еще сидел, застыв, оскалясь, как труп из фильма ужасов.

Но его уже ждала новая встреча.

Он беседовал с вычищенным, выхоженным, выхоленным, дорого, свежайше одетым негром. Нет, это было не щегольство — это была выправка. Великолепная выправка. Из-под плоскостей очечных дорогих стекол на тебя смотрели умные страждущие глаза. Негр говорил о рабстве, о жестокости и зле, о вековой трагедии черных, о роковой несоединимости черных и белых, о взаимной ненависти и недоверии, о недостижимом братстве. Он говорил то громче, то тише, то быстрее, то медленнее; и глаза его то туманились, то сверкали.

Ишь ты… думал он, слушая все это. Мальчика стоит попробовать…

На всякий случай он заигрывал с меньшинствами. Меньшинства — хорошие цепные псы, чтобы спускать их на существующий строй. Сейчас ни к чему, но мало ли. Он тщательно расспросил негра о его деятельности, тщательно узнал его координаты и местопребывания.

Негр был неглуп. Неглуп и ограничен. Неглуп — потому что хорошо манипулировал объектами, которые хранились у него в голове. Ограничен — потому что этих объектов было слишком мало.

Секунду он чувствовал сострадание к негру с его болью, гневом и жаждой…

У «Мухомора» — самая мощная охранная структура, теряющаяся в федеральных коридорах. Она стала такой его стараниями. Один из относительно великих сих говорил ему: Твои проповеди — про меня. Все мои мерседесы с перстнями — шкура, в которой я прячусь от мира. Шкуру я добыл комфортабельную: если все равно прятаться, так лучше уж комфортабельно. Ты ненавидишь буржуа; я с виду принадлежу к ним, но внутри-то — нет, и я с удовольствием смакую твои проклятия. И знаю кучу народу таких же, как я.

Римский вельможа, тайно исповедующий христианство.

Он ответил тогда: никаких буржуа давно уже нет. Все только притворяются ими. Буржуа остались в прошлом, если не в позапрошлом веке.

Он никогда не понимал, что это значит: «Не может дать в морду, потому что не так воспитан». Что значит — не так воспитан?! Жрать, например, все одинаково воспитаны. Умение дать в морду — это, может быть, самое основное в жизни и есть, а вовсе не, например, учеба. Он чувствовал, что дать в морду — это нечто базовое. А все остальное — наносы. Наносы и нюансы.

Связано с «социальным неблагополучием». Интересное неблагополучие! Да вы что, смеетесь? Да они владыки, аристократия! Делают что хотят. Семью и школу они имели в виду. Они имели в виду все. Это вы называете неблагополучием? Это мы всего боимся. Пришел из школы, где правят они, а дома — уроки, родители. Родители, эти ничтожества… Имеют их круглый год на работе, а дома можно выеживаться над беззащитным. Почему беззащитным? Но у него не хватало духу послать родителей на три буквы. И не хватит, он чувствовал. Своего отца он уже тогда ненавидел, но все равно не мог не признавать его правоту, не признать и не покориться.

Так, боящимися всего с самого рождения, мы и сходим в могилу.

Он действительно думал так, не мог не думать, точнее, не видеть — торчало перед самым носом.

«Я ничего не вижу, но я тем больше слышу. Это вкрадчивый, коварный, едва различимый шепот и шушуканье во всех углах и закоулках. Мне кажется, что здесь лгут; каждый звук липнет от обсахаренный нежности. Слабость следует перелгать в заслугу, это бесспорно — с этим обстоит так, как Вы говорили».