«Прощание славянки» - страница 23

стр.

Мне стало неудобно, будто меня догола раздели. Мой сокровенный и, как я считал, никому не нужный труд я еще никому не показывал. Константин шумно перелистал книгу.

— Ты до Николая I дошел. Это как раз то время… Так что не надо песен, специалист по тайнам…

За полчаса моей отключки Константин узнал обо мне почти все. Он многозначительно захлопнул книгу:

— Кстати, почему это ты российского императора Николая Павловича в своем труде Николаем Бабкиным называешь? Кощунствуешь!

Пришлось ему объяснить:

— Отцом Николая был гофкурьер генерал Бабкин. Николай был похож на генерала как две капли воды.

— А Павел-то про это догадывался?

— Император Павел I хотел Николая именным указом наследства лишить. Но не успел. Убили Павла заговорщики.

— Бар-дак, — покачал головой Константин. — Значит, уже Николай I к Романовым никакого отношения не имел?…

— Династия Романовых гораздо раньше закончилась.

Константин расстроился.

— Кто же нами правит, Славик?… Бар-дак!

Я воодушевился его искренним интересом.

— Если хочешь, я подробно объясню. Начиная со Смуты…

— Потом! — резко оборвал меня Константин. — Ты мне сначала про мебель объясни. Ты ее хорошенько разглядел?

Я вспомнил старинную мебель красного дерева с потускневшими бронзовыми завитушками.

— Красивый гарнитур. В хорошем состоянии… Только некоторые бронзовые детали утрачены…

Константин наклонился ко мне, грудью налег на стол.

— Но одна-то деталь сохранилась. На всех предметах.

— Какая?

— Маленькая такая медная бирочка, — показал мне пальцами Константин, — а на бирочке надпись по-французски: «Собственность барона Геккерна». Неужели не заметил?

— Нет, — честно признался я.

— Какой же ты специалист? — рассердился Константин. — Какой же ты тайный историк? Фуфло ты!… Если не врешь…

В своей работе я только что подошел к тридцатым годам девятнадцатого века. Скользкая фигура тогда еще молодого голландского дипломата только что появилась в моей картотеке. Но материалы о нем крайне скупы. Либо он был обыкновенной серостью, либо великим конспиратором. Этого я еще не успел решить…

Единственно, где он себя ярко проявил, — это грязная история с женой Пушкина…

И вдруг ночная экскурсия, антикварная мебель и этот допрос слились, как в фокусе.

— Костя, французы сюда за этой мебелью приехали?

Константин откинулся на спинку стула и приказал охраннику:

— Игорек, выйди и закрой дверь с той стороны.

Охранник четко исполнил его приказ. Константин достал черные французские сигареты и закурил.

— Эта мебель по праву принадлежит Жорику.

— Какому Жорику? — не понял я.

— Молодому французу. Он единственный наследник посла.

— Ты говорил, он родственник Дантеса?

Константин осуждающе покачал головой.

— Фуфло ты, а не историк. Неужели, ты не знаешь, что нидерландский дипломат усыновил Дантеса со всеми вытекающими последствиями? Сейчас настоящая фамилия Жорика — барон Жорж Дантес де Геккерн. И на мебели бирочка: «Собственность барона де Геккерна». Так чья мебель по праву?

Я согласился с ним:

— Этого… Дантеса… То есть Жорика.

Константин глубоко затянулся и выбросил окурок в форточку.

— Наконец-то! С правовыми вопросами кончено. Теперь перейдем в главному. К изъятию принадлежащей по праву собственности… Где мебель, Славик?

Я сам не понимал тогда, что заинтересовало меня в этом детективном сюжете со стульями. Нюхом конспиролога я чувствовал присутствие тайны. Но как открыть ее? За время моей работы у меня для этого выработался простой и четкий метод. Как говорил Жак Превер: «Чтобы нарисовать птицу, надо для этого сначала нарисовать клетку». И я попросил Константина:

— Костя, объясни мне, пожалуйста, с самого начала.

Константин смотрел на меня спокойно, безо всякого выражения. Я чувствовал его упругую медвежью внутреннюю силу.

— Что тебе еще объяснить, Славик?

— Все. С самого начала.

Сверкнула влажная фикса.

— Ну, давай сначала. Только коротко. У меня времени нет.

Я взял со стола мое предложение фирме.

— Как Адику попала эта мебель — ясно. Я сам ему I ее предложил.

— И ты не знал, кому она принадлежит? — усмехнулся Константин.

— Я-то не знал. Честное слово. Но ты-то знал, когда ее купил! Знал ведь! Про бирочку!