Прощай Багдад - страница 2
— За что?
— Вы знаете.
Он неловко повернулся и пошел прочь — пожилой, седовласый человек со сломанной судьбой.
Она открыла сумочку, чтобы достать записную книжку. Взгляд упал на пачку перетянутых резинкой динаров.
Вот так когда-то, целую вечность назад, в другом аэропорту, в ее сумочке лежали другие купюры, уже такие же бесполезные, как и эти. При этом воспоминании она грустно усмехнулась.
— Подождите!
Таксист обернулся, вопросительно глядя на нее.
— Вот… возьмите. Мне они больше не понадобятся… иншалла[1].
— Благодарю вас, мадам, — он сунул пачку динаров в карман и направился к выходу.
…Она набрала код Багдада, потом, сверившись с записью в блокноте, начала набирать номер представительства «Машэкспорта». На третьей цифре ее палец замер. Ведь сейчас четыре часа ночи! Нет, надо звонить Корнееву домой. Она опять заглянула в книжку. 717-42-48.
Трубку сняли с пятого гудка.
— Алло! — послышался сонный голос.
Несколько секунд она собиралась с мыслями.
— Говорите, вас не слышно…
Сквозь громкий фон и треск голос Корнеева казался слабым и таким далеким, словно ее собеседник находился на противоположной точке земного шара или в космосе.
— Слушайте меня внимательно. Бирюков погиб, — начала она, надеясь, что Корнеев не узнает ее голоса.
— Что? Как погиб? Кто говорит?
— Неважно. Его тело находится в морге Медицинского центра Саддама Хусейна…
— Послушайте, не знаю, как вас там! Бирюков уехал в Мосул, — раздраженно возразил ее собеседник.
— Бирюкова застрелили на Карраде возле «Реди фуд».
— Кто говорит?
— Я же сказала: неважно. Помогите его жене — ей нужна ваша помощь! — повысила она голос.
— Кто это?
— Черт тебя побери!!! Какая разница?! — взорвалась она. — Записывай или запоминай: Мансур, квартал Мутенаби, сорок семь. Она в погребе дома.
Продиктовав адрес и повесив трубку, она глубоко вздохнула. Прости, Валентина. Прости, Виктор… у меня просто не было другого выхода.
Она устало закрыла глаза. Неужели, неужели все кончилось?..
Часть 1
Прощай, Минск!
7 Ноября 1976 года. Минск
Днем, как обычно, была демонстрация, посвященная очередной годовщине Октябрьской революции, вечером — танцы. Торжественную часть с обязательным докладом о славных «этапах большого пути» свели до минимума, и теперь в зале политеха, под лозунгом «Да здравствует 59-я годовщина Великого Октября!» гремели «Смоуки», усиленные двумя колонками, установленными на стулья. Десятка три парней и девушек тряслись в модных ритмах на маленьком пятачке, задевая друг друга локтями.
Лена сразу обратила внимание на высокого смуглого мужчину лет тридцати, мало похожего на студента и выделявшегося из массы ее однокурсников. У него были темные курчавые волосы, небольшие усики и удивительно голубые глаза — это она смогла рассмотреть даже сквозь полумрак и сигаретный дым, клубами поднимавшийся к потолку: несмотря на строгие запреты администрации, студенты «смолили» вовсю прямо в зале. Незнакомец стоял у стены с таким потерянным видом, словно был совершенно чужим на этом празднике эмоций и молодости, и напоминал… ребенка, потерявшего родителей в большом универмаге. По крайней мере, такое необычное сравнение немедленно пришло в голову Лене, и она почувствовала к нему нечто похожее на жалость. Или на симпатию? А может, это было то и другое одновременно?
— Нравится? — толкнула ее в бок Наташа. — Между прочим, из Ирака. Вроде, аспирант какой-то или подающий надежды ученый. Приехал две недели назад.
— Откуда ты знаешь?
— Разведка доложила, — засмеялась ее подруга. — Девчонки пытались с ним познакомиться — бесполезно.
— Может, он не говорит по-русски? — предположила Лена.
— Говорит. И, на удивление, неплохо. Нет, здесь другое. Может, он женоненавистник. Или, наоборот, оставил в Ираке с полдюжины жен. У них по Корану можно.
— Женоненавистник, говоришь? — дернув плечом, Лена направилась к симпатичному незнакомцу, разрезая толпу танцующих. И тут же поняла, что ее опередили: к «вроде аспиранту» уже подходила какая-то девушка. Лена остановилась на полпути.
Мужчина что-то коротко сказал, девушка повернулась и пошла прочь.
«Не танцует. Гм… Мне-то он не посмеет отказать!» — упрямо подумала Лена и произнесла: