Прощай, СПИД! А был ли он на самом деле? - страница 8

Димитрий был потрясен, когда я сообщила ему свой диагноз. Мы открыто обсудили ситуацию. В то время в новостях сообщали, что вирус проник в Италию из Америки и появился у нас летом 1985-го, когда его завезли вместе с багажом или со специфическим грузом наркотиков, которые принимали в кругу друзей Димитрия. Я стала одним из первых зарегистрированных носителей этого нового вируса в Греции.

Я не винила его, меня поглощали мысли о том, что на меня будут указывать пальцем. Тогда невозможно было себе представить то, что произойдет в дальнейшем, и то, что мне будет суждено перенести: что я вынуждена буду следующие десять лет все продумывать и скрывать правду, не имея возможности расслабиться. Я не знала что мне делать. Даже если бы я раскрыла свою тайну, все равно никто не смог бы мне помочь, я только омрачила бы жизни тех, кто был рядом со мной. В этой ситуации не может быть утешительных слов, нет смысла даже пытаться.

«Я хочу, чтобы вы пообещали мне, что никому ничего не скажете. Мы просто все забудем», – потребовала я у Вили и Эвы в ту первую неделю. Они согласились. Кроме всего прочего, нужно было заканчивать университет и поступать в аспирантуру. Оставался только один нерешенный вопрос: посещение больницы «Евангелисмос», чтобы обследовать иммунную систему, а это включало и анализ крови. Вили сопровождала меня, и тогда я в первый раз заметила, что медсестры приближались ко мне с такой осторожностью, будто на мне росла чешуя. Они были все закутаны и носили нейлоновые маски. Моей подруге было стыдно за их поведение. К счастью, результаты оказались около 1400 Т4 или CD4, что их весьма удовлетворило. Они даже смогли выдавить из себя улыбку.

Я намеревалась больше не возвращаться туда без веской причины, и уж конечно, больше не брать с собой друзей или знакомых. Выйдя из клиники, я приняла решение жить нормальной жизнью и терпеливо ждать, когда же будет найдено лечение. Больше всего меня печалила невозможность иметь продолжительные отношения. Мы с Димитрием расстались, но сохранили дружбу, я с отличием окончила университет и начала готовиться к степени магистра в Лондоне. С Эвой мы были как неразлучные близняшки весь последний год учебы в университете. В конце концов, после аспирантуры она осталась в Лондоне, где живет и сейчас, читая лекции по археологии в Эдинбургском университете.

Мы с Вили отправились в Лондон в сентябре 1987-го. Напряженная учеба была для всех нас правилом, и наша стойкость была неисчерпаема. В конце года я с отличием получила степень магистра, возможно, это было реакцией на мою невидимую болезнь. Я даже решилась на трехдневный флирт с одним французским студентом, желая проверить совет врача о предохранении, но я не хотела повторять такое часто, потому что это казалось мне непристойным и обязывающим.

Я вернулась в Афины в августе 1988-го. В сентябре я начала журналистскую стажировку в газете «To Vima»[2], а в январе 1989-го меня зачислили в их штат. Почему-то я всегда с самого детства с легкостью выполняла задания, и это меня радовало. И на моей новой работе все оказалось так же. Я с готовностью принимала во всем участие и с удивлением осознавала, что всегда остаюсь сама собой.

Работая в газете, я узнала об одном факте, похожем на милосердие Господне: вирус мог передаваться только через кровь и сперму. Раньше мне этого не сказали, как же я могла этого не знать! Значит, я не могу распространять его. Это была капля в океане, но все же, меня это утешило. И почему доктор Г. П. не сказал мне этого? Может быть, он и сам этого не знал в 1985-м, а больше я у него ничего не спрашивала. Я пробовала заводить случайные, почти свободные отношения, но они казались мне такими бессмысленными, ведь, возможно, я вскоре заболею и умру. И я прекращала эти отношения как можно быстрее и опять оставалась одна. Во всем другом я с радостью могла принимать участие. Моя болезнь была похоронена глубоко во мне, и мне хотелось спокойно наслаждаться похвалами моих руководителей и сотрудников. Но меня часто посещала мысль: «Как же я их всех со временем разочарую».