Простая история - страница 23

Гиршл стал размышлять о тех, кто сидел за карточным столом. Человек, которого звали Чертковером, казалось бы, должен быть чертковским хасидом, а Лейбуш был бобовским хасидом. Иногда имя никак не гармонировало с характером человека. Гимпл Курц, фамилия которого означала «короткий», был действительно маленьким и толстеньким человечком, однако у Мотши Шайнбарда, фамилия которого означала «пышная борода», подбородок был гол как колено. Фамилия Шайнбард подошла бы больше Лейбушу Чертковеру, который на самом деле был вовсе не из Черткова. Или взять, например, Балобана, курильщика, сидевшего рядом с Айзи Геллером. Что могло означать имя Балобан?

Наблюдая за тем, как Балобан курит сигарету за сигаретой, молодой Гурвиц тоже почувствовал потребность закурить. Он вынул сигарету, но у него не оказалось спичек. Гиршл не был особенно привержен к курению, но полагал, что человеку его возраста следует курить, нравится ему это или нет. Впрочем, он никогда не брал с собой спичек: неприятная необходимость просить у кого-то спичку удерживала его от курения.

На этот раз Гиршл подошел к Балобану, чтобы прикурить от его сигареты. Тот, поглощенный картами, вынул ее изо рта и передал Гиршлу — так бросают монетку надоедливому нищему. Гиршл покраснел, сердито затянулся и закашлялся, отчего настроение его испортилось. Выкурив одну сигарету, он зажег от нее вторую. Чем больше он курил, тем глупее себя чувствовал, а чем глупее себя чувствовал, тем больше курил. Табачный дым и аромат сигарет смешивались с запахами, доносившимися из кухни, и Гиршл почувствовал, что ему необходим глоток свежего воздуха. Он боялся, что его стошнит и он покроет себя позором. Карты настолько быстро переходили из рук в руки, что сами руки как бы исчезали. Потом и карты исчезли. Гиршл уже ничего не различал, кроме маленьких красных и черных человечков, которые издевательски плясали перед ним.

Он встал. Голова его кружилась. Зная, что таких маленьких человечков не бывает, он оглядел комнату. От табачного дыма у него кружилась голова. Он вознамерился выйти на улицу, но вспомнил историю о человеке, который ушел со званого обеда, не попрощавшись с хозяевами, а на следующий день его обвинили в том, что он украл в этом доме какую-то ценную вещь. Гиршл знал, что с ним такое не произойдет, но на всякий случай вынул руки из карманов, чтобы продемонстрировать — он ничего не стащил.

В этот момент дверь открылась и вошла Мина. Гиршл собрался с мыслями и направился навстречу, поздороваться, помочь снять пальто и перчатки.

Через минуту они уже беседовали как старые друзья. Гиршл ни на минуту не умолкал, чтобы поддержать разговор. Он боялся, что Мина оставит его одного, и говорил с ней о чем угодно. Никогда он так много не разговаривал. С одной темы он перескакивал на другую.

Мина, с которой никто так оживленно еще не беседовал, стояла как приросшая к месту. Она ловила каждое слово Гиршла, уши ее пылали. Взглянув через плечо и убедившись, что картежники не обращают на него ни малейшего внимания, Гиршл принес два стула, для себя и Мины. Затем он возобновил свой монолог, а Мина молча слушала. Молчание девушки не произвело на него большого впечатления, но ее внимание льстило ему.

У Мины почти не было знакомых молодых людей, если не считать четырех или пяти учителей в пансионе, из которых одни были холостыми, другие женатыми. Она никогда не была любимицей педагогов, тем более не приходилось ей гулять с кем-нибудь из учителей в парке. Для них она была всего лишь одной из учениц, плата за учебу коих служила источником их жалованья. Они не уделяли ей особого внимания, сводя к минимуму тот объем знаний, которые им надлежало передать ей. Так что, сидя возле Гиршла, она была удивлена вдвойне — и тем, что он не устает от ее общества, и тем, что ей так интересно с ним. Сначала она задавала себе вопрос, были ли те мужчины, которыми увлекались ее подружки, столь же обаятельными, как Гиршл. Отказавшись в конце концов от сравнений, она всецело сосредоточилась на беседе.

Гиршл же старался не ударить лицом в грязь. Он разглагольствовал на самые разные темы, говорил хорошо модулированным голосом и не заикался, как с ним случалось, когда он разговаривал с Блюмой. Этому способствовала и Мина, которая не смотрела на него недоверчиво, как Блюма.