Просто металл - страница 22

стр.

Стрела экскаватора завершила дугу, и ковш выбросил из разверстой пасти последнюю порцию грунта. Машина замерла. Все бросились к кабине. Проценко распахнул дверцу.

— Ну, спасибо, друг! Великий ты человек!

Гладких устало откинулся на спинку сиденья и вынул из кармана портсигар. Хотел закурить, но пальцы не слушались, и он никак не мог ухватить сигарету. Проценко прямо в кармане вытащил из пачки папиросу и протянул ее Гладких. Рука Павла Федоровича повисла в воздухе. Иван спал.

5. Пиратский набег

На Колыму пришло лето. Розовой пеной шиповника и иван-чая залило долины небольших таежных речушек. Потемнела скупая зелень лиственничника. Лишь на самых высоких вершинах сопок да в глубоких затененных распадках схоронился в ожидании новых холодов потемневший снег.

Ожила тайга. Оставили зимние квартиры степенные, исполненные достоинства бурые хозяева тайги и маленькие, юркие бурундуки. Замельтешили взад-вперед таежные сплетницы кедровки. На моду летнего сезона перешли зайцы и куропатки.

Но даже вся эта живность здешняя привыкла уже, что с наступлением теплых дней нарастает и крепнет над тайгой не прекращающийся ни днем, ни ночью гул — рокот моторов, шум падающей воды, грохот пересыпающейся породы.

Промывочный сезон у добытчиков золота — все равно как уборочная кампания у хлеборобов или путина у рыбаков. В течение всей уборочной страды горняки должны собрать урожай, ради которого три четверти года трудились механизаторы и шахтеры, строители и ремонтники, буровики и горнопроходчики, снабженцы и шоферы. А многолетний труд геологов-поисковиков, дорожников, создателей умных машин — конструкторов и металлистов? «В грамм добыча — в год труды». Эта почти математическая формула поэта проявляется здесь со всей наглядностью.

В разгаре был промывочный сезон и на «Славном». С ним пришли новые заботы, огорчения и радости. Прибавилось забот и у Ивана Гладких. Производство, казалось, и так поглощало его без остатка, а тут еще партийное бюро прииска назначило его парторгом участка. Именно назначило, потому что, кроме Ивана, уже принятого к этому времени в члены партии, на «Новом» работали лишь два кандидата партии — механик Павлов и бригадир бульдозеристов Шемякин. Поэтому ни о какой выборности партийного руководителя здесь пока не могло быть речи. Положение обязывало. Оно означало, что теперь предметом забот и внимания Ивана Гладких становилось все — и трудовые дела каждого, и быт, и отношения людей. А разобраться в этих отношениях было далеко не всегда просто. Люди здесь были разные, часто — с биографиями очень сложными и характерами, легко ранимыми. Начальник участка и старик Карташев, например, прибыли сюда, на Колыму, лет двадцать пять назад и не по доброй воле. Очистившись от скверны культа личности, партия смыла грязное пятно с этих людей, но, как пережиток дней минувших, кое-кто еще относился к ним настороженно, как к «бывшим». Иных же настораживало другое: а какими, мол, вы вышли оттуда, не сломили ли вашего духа горькие думы о справедливости? Не растеряли ли великой веры в то, чем жили без вас в эти годы?..

Сам Гладких относился к тому поколению северян, которое прибыло сюда уже после войны. Нет-нет, но и по отношению к таким давало себя знать иногда некоторое недоверчивое отношение со стороны молодежи, подогреваемое «обиженными». А как, мол, вас коснулось то сложное время? Уж не неисправимые ли вы дети культа?..

Были кое у кого из новоселов и свои, особые болячки, связанные с издержками послевоенного воспитания. А тут еще на участке снова появился Лешка Важнов, от которого Гладких в свое время с таким трудом избавился.

Бывший начальник смены разведучастка несколько лет отбывал на Колыме наказание за какое-то служебное или бытовое преступление. Человек слабохарактерный, с червоточинкой, в лагере он не перевоспитался, а, наоборот, усвоил самое худшее — и нравы, и язык потустороннего, за колючей проволокой, мира. Снова на участок он был прислан на роль горного мастера, мало работал и много пил. Но Ивана больше всего беспокоило не его нерадивое отношение к делу, а то, что к Важнову, соблазнившись сомнительной лагерной романтикой и показным его анархизмом, потянулся кое-кто из молодежи.