Просто металл - страница 43

Невеселые думы роились у него в голове. Казалось, и не произошло ничего особенного, но нет, пробудило уснувшую боль это начало чужого счастья. Горькая память о неудачном своем жениховстве захлестнула Ивана. Эх, Вера, Вера! Или и впрямь не может быть уже в нашем возрасте простого человеческого чувства и только для юности с милым и в шалаше рай? А нам с тобой уже и мало друг друга без телевизора, горячей воды и прочих завоеваний цивилизации? Ну, одного письма ты не получила, допустим — бывает еще и такое с почтой. Но ведь я послал тебе три… Заболела? Случилось что?.. Испугалась? Нет, не найти ответа. И стоит ли искать теперь?..

Иван заставил себя думать о другом. На участке, кажется, дела наладились. Не то чтобы уже и делать было нечего — такого не бывает. Если искать хорошенько, то всегда найдутся резервы и в организации производства, и в техническом его совершенствовании, и в запасах человеческой энергии. Но коллектив вроде сложился, окреп. Даже на шестом приборе ребята уже стали забывать о былом позоре своем — работали ритмично, устойчиво наращивая темпы.

Что же, без лишней скромности он, Иван Гладких, может сказать, себе-то уж во всяком случае, что долг свой он выполнил. Не стыдно и напомнить там, в Магадане, о давнем их обещании. Не могут, не имеют права отказать ему в переводе! Сезон промывочный он здесь закончит конечно. Сам не бросит работу в разгар страды, даже если предложат. А там надо и честь знать.

…Да, немного бы пришлось тебе ждать, Вера. Совсем немного, — снова вернулся он мыслями к неудавшейся женитьбе своей, — А, может быть, оно и к лучшему? Может быть, хорошо, что стало на их пути это испытание… Лучше раньше, чем позже…

Или, вообще, плюнуть на этот перевод? Одному ему и здесь неплохо. Главное — дело живое и люди, уже близкие по-своему, тут вот, рядом. Взять того же Генку Воронцова. Ершист, с гонорком парень, ради красного словца не пожалеет и отца, как говорится, а честен, прям, унывать не умеет. За веселый нрав, за смелость, за готовность прийти на выручку товарищу ребята прощают ему и острый язык и некоторую рисовку.

Прощают? Да, но не все. Гладких вспомнил комсомольское собрание на участке, то самое, после партбюро. Генка явился на собрание с пунктуальностью члена палаты лордов и примерно с таким же видом — наигранно холодным и бесстрастным. На предложение комсомольцев избрать председателем собрания Клаву отреагировал по-своему: встал и заявил отвод председателю… суда.

— Считаю сроим долгом, — сказал он, — поставить высокий суд в известность, что упомянутая Клавдия Васильевна Воронцова является моей близкой родственницей и потому беспристрастной судьей быть не может.

Ох, и всыпали ему ребята — по первое число! Не паясничай, мол, не для того собрались, нашлись бы дела и поинтереснее в свободное от работы время, чем твоей персоной заниматься. А раз уж принудил нас к этому, то изволь отвечать со всей серьезностью и ответственностью за каждое слово свое. Припомнили ему все — и выпивки с Важновым, и картишками баловство, и песенки сомнительные. Круто говорили, без оглядки, без жалости. Гладких даже слова брать не стал — увидел, что ребята сами разобрались, что к чему. А Геннадий растерялся: не ожидал такого дружного навала. А когда дали ему слово, взял себя в руки и со спокойной решимостью сказал:

— Не буду долго говорить, ребята. Все понял, все учту. В отношении же Бахуса, он же Вакх, он же зеленый змий, хотите верьте, хотите нет, а после последнего захода своего с Важновым сам зарок дал: не напиваться до треска в голове.

Серега-сапер крикнул с места:

— Уж больно обещание неопределенное.

И пожалел. Вгоняя председательницу собрания в маков цвет, Геннадий парировал:

— Совсем отказаться не могу. На свадьбе твоей, к примеру, должен я буду выпить или нет? На правах посаженного папы.

В зале заулыбались. Тайное увлечение Сергея Генкиной сестрой ни для кого, разумеется, не было тайной. Клава же — молодец какая! — преодолев смущение, поднялась и сказала строго, спокойно:

— Опять? О деле говори!

— О деле я все сказал. Все понял, все учел.