Просто металл - страница 45

— Генка пришел! — с пьяным восторгом констатировал, Чуриков. — Садись, Генка. У-ва-жа-ю! Наливай сам — у меня в Туле племянница народилась.

Как бы оправдываясь, Серков развел руками и подтвердил:.

— Племянница у него народилась. В Туле.

Генка подошел к столу, на котором возвышались две бутылки из-под водки, опорожненная и едва початая. Закусывали приятели хлебом, зеленым луком и принесенной из столовой порцией рагу на двоих.

— Племянница, говоришь? — переспросил Воронцов. — За племянницу можно выпить.

Он взял бутылку с водкой, пододвинул к себе, на край стола большую алюминиевую кружку и медленно, наблюдая, как замерли тревожно Серков и Чуриков, вылил всю водку.

— Ты что? Все? — удивился Чуриков.

— А тебе жалко? За племянницу-то? — удивился в свою очередь Воронцов. — А ты не жалей, тем более, что с тебя хватит уже. Любой племяннице, даже тульской, нужен физически здоровый и с чистым общественным лицом дядя. — Он поднял кружку, критически оглядел стол и добавил: — С закуской у вас что-то слабовато для такого торжественного случая. Лучше я у себя выпью.

И, провожаемый растерянными взглядами приятелей, вышел. Проходя по коридору мимо питьевого бачка, выплеснул содержимое кружки в сливное ведро и отправился спать.

Дня два назад Геннадий пришел вместе с Клавой к Гладких. Комсорг решила посоветоваться с Иваном Михайловичем насчет организации на участке художественной самодеятельности.

— А что? Дело хорошее, — сказал Гладких. — Только тут ребята, я вам плохой помощник. Не Станиславский я и даже, не Николай Крючков. Так что уж вы сами давайте. Я только морально поддержать могу. Да ты, я вижу, и обросла уже активом, — улыбнувшись, кивнул он на Геннадия. — Вон сразу тебе и гитарист, и вокалист, и конферансье. Еще хотя, бы один такой универсал — и целый ансамбль песни и пляски!

— А я не как гитарист пришел, а как лицо должностное, — поправил его Воронцов.

— Но? И по какому же ведомству? — пошутил Иван.

— По своему, — невозмутимо ответил Генка. — Охрана общественного порядка называется. Доктора и юристы профилактику за основу основ считают. Я тоже.

— Понятно, — согласился Гладких. — Но пока это все теория в чистом виде.

— Нет, разговор вполне предметный, Иван Михайлович, — серьезно сказал Генка. — Одной моей гитары при всей моей многосторонности мало. Нужны инструменты, оркестр.

— Симфонический? — осведомился Гладких.

— На первый случай, хотя бы народный, народных инструментов.

Пригласили председателя участкома и договорились приобрести пока баян или аккордеон и еще несколько струнных инструментов. Гладких пообещал:

— Закончим раньше всех в управлении годовой, дадим до конца сезона двадцать процентов сверх плана, как обязались, и я вам рояль достану. Выплакать не удастся — отниму у кого-нибудь. А пока придется к малым формам обратиться. Золото мыть тоже лотками начинали; промывочные приборы и драги уже потом пошли.

Так на участке у молодежи появился новый интерес. Теперь уже из клуба по вечерам слышались не только давно знакомые всем мелодии из кинофильмов и танцевальная музыка в магнитофонной записи. Песня — живая, молодая, задорная — стала хозяйкой участковых вечеров. Неутомимым энтузиастом и организатором подготовки к первому самодеятельному концерту, конечно же, стал Геннадий.

Купили аккордеон. Баянов не было. Правда, аккордеонистов готовых на участке тоже не оказалось. Но Серега-сапер играл когда-то на баяне, а Клава училась на фортепиано. Теперь, к обоюдному удовольствию, они обучали друг друга игре на аккордеоне — Сергей в качестве специалиста по басам, Клава — по клавишам. Был как-то Иван у них на репетиции и видел, как, лихо аккомпанировали они вдвоем полюбившейся песне: «А путь и далек, и долог…». Повесил Серега аккордеон на грудь, Клава встала рядом, да так и играли — он на басах, она на клавишах.

— Эти сыгрались, — острил Геннадий, изводя сестру. — Интересно, что бы вы стали делать, если бы ты, скажем, играла на арфе, а Серега — на ложках?..

Да, вот уже и врастают ребята в этот край. Для многих родимым домом становится — со своими делами, своей крышей, своими близкими, дорогими людьми… И вновь предательская мысль повела Ивана по закоулкам памяти, пробуждая горечь, обиды и грустную зависть к этим ребятам, у которых все-все впереди.