Пространство для человечества - страница 16

Домой он возвращался без особого настроения. На этот раз уже раздражало все — и грязь в вагоне, и шлепающие картами работяги, и сопливые побирушки из таджикских беженцев. Пытаясь отвлечься, Крикунов достал из кармана куртки блокнот и углубился в собственные записи. Потом он вдруг сообразил, что некоторые записи отсутствуют. Проверил корешок блокнота. Точно, два листка было вырвано. Первый, впрочем, вырвал он сам еще на прошлой неделе, когда случайно встретился с сослуживцем по «Колоколу», но второй… Второй вырвал не он. А что там было записано? Скорее всего ничего важного, не помнил Лев, что он записывал в блокнот что-то весьма важное. И все-таки? Он долго морщил лоб, но ничего не вспомнил. Посмотрев блокнот на свет, Лев обнаружил, что запись, сделанная шариковой ручкой, не исчезла совсем. От нее остались вдавленные линии на следующем листе. Лева вспомнил, как они еще в школе наловчились восстанавливать такие вот записи, насмотревшись по телевизору какой-то забытый уже детектив. Некоторое время он размышлял, не оставить ли все как есть до дома, но любопытство и вечный журналистский зуд нетерпения все-таки взяли верх. Он нашел в папке простой карандаш и взялся за работу. Надо было извлечь часть грифеля, измельчить его в порошок и этим порошком с помощью листочка бумаги натереть страницу. От грифеля страница потемнеет, а вдавленности, оставленные ручкой, останутся незакрашенными. Получится нечто вроде негатива, который будет прекрасно читаться.

Вскоре он уже читал, что днем ранее записал в своем блокноте. Особых ясностей восстановленные записи в происходящее не внесли. Торопливым корявым почерком, к которому сам Крикунов никак не мог привыкнуть, в блокноте было написано несколько слов. Запись, как сейчас Лев вспомнил, он сделал на том самом уроке истории. «Настоящая история? — белели кривые буквы на темном фоне. — Криптоистория! История научных взглядов? Преподают ли все это в других школах?» Чуть ниже еще более небрежно было добавлено: «Молодогвардейцы?»

Ну и что?

Лучший способ сохранить тайну — не привлекать к ней внимания.

Не случись с ним в Орехове загадочных происшествий, не стал бы Крикунов глубоко копать. Тем более что и главный редактор утратил всяческий интерес к теме, даже не поинтересовался, где его журналист был два дня. Ну съездил и съездил. Правда, Лев несколько реабилитировался, сделав хорошую компиляцию статей из других газет о московских притонах. Несколько штрихов, рожденных его фантазией, добавили заметке таинственности и кровавой мрачности.

Потом Лев отправился писать рекламную статью о люберецком гей-клубе, который содержали щедрые чеченцы в помещении бывшего кинотеатра, и провинциальные события постепенно отошли на второй план. Отошли, но не забылись. В свободное время Крикунов наводил справки.

О «молодогвардейцах» никто ничего не слышал, разве что о тех, что были в войну в Краснодоне. Но это и понятно, если клуб этих самых молодогвардейцев существовал в детском доме, откуда было взяться широкой известности? Про такие дисциплины, как история научных взглядов, а тем более криптоистория, не знали даже в Министерстве просвещения. Получалось, что и это являлось самодеятельностью преподавателей из детского дома. Не было таких наук, не было!

А вот с бывшими воспитанницами детских домов получалась какая-то путаница. В Московской области и близлежащих областях никто из них прописанным не значился; это Лев сам проверил по адресным бюро. Покинули воспитанники детский дом и исчезли. Разумеется, на тех областях, по которым их Крикунов проверил, свет клином не сошелся, вполне могло этих бывших воспитанников занеси, скажем, в погоне за длинным рублем на Крайний Север или Дальний Восток. Но все-таки настороженность Льва не покидала, было у него предчувствие, что бродит он где-то рядом с разгадкой. Если выпускники действительно исчезали, то прекрасно объяснялось все происходившее с ним в Орехове. Кто-то испугался, что он набредет случайно на исчезновения, и этот вариант неизвестному или неизвестным очень не понравился.