Протест прокурора - страница 26

Исаков стал строчить жалобы на председателя колхоза. Писал, что тот ворует, злоупотребляет властью, требовал следствия и суда. В артель зачастили всевозможные комиссии из республики, а однажды приехали представители даже из Москвы. Но факты не подтверждались. Тогда Исаков стал писать жалобы и на сами комиссии, дескать, вступили в корыстные связи с председателем. Ему перестали верить. Оставшись совсем один, человек озлобился еще сильнее, начал хулиганить. Дело дошло до того, что народный суд города Дербента приговорил Исакова к году лишения свободы.

Так потянулась цепь злоключений. Цепь, которую усердно ковал себе он сам.

Вернувшись из мест заключения, Исаков очень скоро снова оказывается в знакомом зале дербентского суда. На этот раз в связи с деньгами, взятыми в долг у знакомого. Отдавать было нечем. И он снова берется за перо, снова шлет письма в разные адреса, жалуясь на всех окружающих. Когда дербентский суд, а потом и Верховный суд Дагестана подтвердили, что долг красен платежом, Исаков отправился искать защиты в Москву и прихватил с собой «смит-вессон» калибра 8,3 миллиметра.

Он пришел на прием к Кравцову. Тот внимательно выслушал его, обещал проверить дело и быстро ответить. Но ответ оказался не таким, какого ждал Исаков. Он снова явился в приемную и попросил второго свидания с прокурором. Ему резонно доказывали, что решение суда справедливо и возвращать долг придется, что Кравцов ничего нового сказать не может.

— Тогда я ему все выскажу. Он меня узнает! — пригрозил Исаков и вышел из приемной. А на другое утро он явился к прокуратуре с револьвером в кармане.

Было время, когда в статистике преступлений сведения о террористических актах присутствовали непременно. Стреляли в председателей первых колхозов, в коммунистов, активистов. Стреляли и в прокуроров. Классовый враг не сдавался, вел упорную войну с новой, народной властью. Та война кончилась давно. Классовых врагов у нас не осталось. Но враги закона есть. Один из них пустил в ход револьвер.

Пусть это из ряда вон выходящий случай. Но кто может дать гарантию, что подобное никогда и нигде не повторится? Нет такой гарантии. Не случайно прокурорам — не всем, но многим — выдают боевое оружие.

Так Кравцов второй раз вызвал огонь на себя. Но если сейчас произошло это волей случая, то тогда, в первый раз, иного выхода у него не имелось.

В оперативной сводке Советского информбюро за 14 октября 1943 года говорилось: «Сломив упорное сопротивление противника, наши войска штурмом заняли крупный областной и промышленный центр Украины — город Запорожье…»

А дальше была Хортица, остров бывшей казачьей вольницы, а теперь — немецкий бастион, который требовалось взять. После десяти дней отдыха командир артиллерийского дивизиона Ламин сказал Кравцову:

— С темнотой ударная группа пойдет на Хортицу двумя понтонами. Ты пойдешь со вторым и будешь корректировать наш огонь. Возьмешь радиста и двух связистов.

Ламин понимал, на что посылает Кравцова, и, словно извиняясь, добавил:

— Мы вас поддержим. Будь спокоен.

Кравцов тоже понимал, на что его посылают. Раз всего двумя понтонами, значит — только создать видимость наступления. А основные силы станут форсировать Днепр где-то в другом месте.

Когда понтон ткнулся в мель у противоположного берега, вода доходила попрыгавшим в воду солдатам до пояса. Илистое дно засасывало сапоги, выдергивать их приходилось с трудом. Он добрался до берега и упал на песок. Рядом повалились разведчики. Борис приказал связисту Хрисанфову разведать, что делается слева, а связиста Трегубенкова послал вправо. Десант оказался неподалеку: расположился в только что отбитых траншеях и в блиндаже. Удар был так дерзок и неожидан, что гитлеровцы бежали, бросив в траншее пушку, а в блиндаже — железные кресты и какие-то бумаги, напоминающие анкеты. Наверное, наградные листы.

— Со свиданьицем, — сказал вошедшему Кравцову капитан Кузнецов, командовавший десантом. — Как искупались?

— Прилично. А вы тоже сухими из воды не вышли? — кивнул он на мокрые брюки Кузнецова.

Увидев Кравцова и его солдат, в окопах обрадовались: