Протезист - страница 57

Специальный фонд

Один из них более жизнерадостной наружности и с хитро порезанной после утреннего бритья щекой долго объяснял мне, как между сотнями стеллажей найти кабинет заведующей. Он потратил на меня все запасы мимики и жестикуляции на месяц вперед, словно я был иностранцем. Недостаток освещения и мысли космического масштаба не дали приглядеться к фасаду, внутреннему убранству, людям и иным особенностям этого заведения. Что поделаешь, я теперь высокооплачиваемый государственный шут и могу позволить себе роскошь проноситься везде очертя голову. Тихий бесполый шепот под стать сладковатому воздуху огромного хранилища спровоцировал в памяти что-то из области детства и, едва я успел обрадоваться чудному видению, как меня в неглиже улыбки застала дама средних лет, назвавшаяся заведующей специального фонда. Одеяние деловой женщины с немыслимыми складками и оборочками на бледно-розовой блузке заставило меня поскучнеть. Отечное лицо с воспаленными глазами, опереточная композиция из волос и белых костяных гребней, желание казаться остроумной и светской дамой высокого полета, многочисленные пыльные жгуты сигнализации, распределительные щиты, ступени темно-рыжего цвета, магнитные жетоны для автоматизированного прохода в хранилище, люди с лицами, похожими на кобуры для пистолетов, узкие френчи военизированной охраны, комбинации букв и цифр на несметных серых металлических ящиках, разбивающие все пространство на квадраты, — все это ровными пластами ложится мне на глаза.

— Что здесь хранится? — спрашиваю я даму номенклатурно невыразительным голосом.

— Это подробный каталог несозданных произведений искусства…

Долго по крупицам я буду вбирать ноздрями из окружающего воздуха все сколько-нибудь пригодное для моих бездонных резиновых легких, а заведующая будет приглаживать невидимые складки на юбке и, взяв меня под локоть, буквально тыкать носом в скопища черных цифр и букв. Моему деланному восхищению не будет пределов…

— Наш каталог подразделяется на части света, затем на страны; далее, внутри раздела каждой страны представлены все виды искусств, а вот этот крайний правый индекс указывает, из-за чего не было создано данное произведение, числящееся в генеральном систематическом каталоге: ввиду политических преследований автора, из-за безденежья, из-за лени, по вине родственников, по вине местных властей, из-за недостатка культуры, ввиду неудовлетворительных условии творческого процесса, ну и так далее…

Жуткий промозглый электрический звонок и картавый выкрик охранника откуда-то из-за щитков сигнализации довели меня до морального помешательства и отвлекли женщину в сторону, так что, не помня себя, я схватил рукоять одного из ящиков и дернул на себя с брезгливостью и неистовством.

Прядь волос, старинные очки в роговой оправе с треснувшим стеклом, какая-то полуистлевшая бирка с каракулями надписи химическим карандашом, изрядно обгоревшая тетрадь, обрывок усердно измятой фотографии грудного ребенка и потертый флакон непонятного назначения — это было все, что открылось моим очам в просторном ящике (…)

Мгновение спустя женщина вела меня под руку вдоль стеллажей, рассказывая историю создания фонда и краткую биографию его основателя, а потом, как нечто само собой разумеющееся, подытожила:

— Так что, как видите, самая большая страна занимает самое большое место в хранилище, — и резко замолчала, внимательно разглядывая мой дрожащий лоб.

— Хранилище того, чего нет? Того, что навеки отнято у культуры?

— Звучит странно, но факт. Причем факт систематизированный и каталогизированный, — молвила женщина, морща лицо, и я разглядел старый бледный шрам на ее переносице, умело хоронившийся все это время под пудрой и говорливостью.

«Извините, до свидания», — я резко стряхнул ее руку и помчался к выходу, все время показывая пропуск, который направлял проштампованной поверхностью на все движущиеся предметы в здании, будь то одушевленные или неодушевленные. Я чувствовал судьбу неведомого мне творца, будто старый надоедливый протез на теле, что за давностью лет не причиняет боли, а вызывает лишь неприятные ощущения и воспоминания об утраченной части тела, раскрашивая то краткое мгновение утраты в ужасный бесконечный миф (…)