Противостояние Предназначению - страница 3

–Мантикору. Скажешь, безобидное животное, редкий вид, интересная, как оно, тудация…

–Мутация, ворлок, мутация. Весь ум в меч вышел. Госпожа Тириэль учила…

–Я в курсе, чему учила эта эльфка, – рявкнул вдруг Шэйрад, – Из-за ее бреда моя работа упала в цене. Раньше друиды хотя бы держали свой язык за зубами, касательно монстров, а с приходом эльфки заговорили, мол, само уйдет, только прикормите малость мясцом бараньим. А я с голодухи пухни!

–Прости.

Повисла неприятная пауза, прерываемая только звуком опускающейся в суп ложки. Наконец, когда Шэйрад расправился с супом и приступил к баранине с картошкой, друидка спросила:

–Куда ты собираешься идти?

–Не важно. Дорог много, и на каждой я найду себе хлеб и ночлег.

Снова помолчали. На этот раз молчание вновь нарушила женщина:

–Я хотела спросить, почему ты перестал учиться врачеванию и занялся…этим?

Шэйрад отложил ложку и посмотрел на нее.

–Я узнал, что хотел, поэтому и ушел. Мой дед боролся с нечистью. Ну, в каком-то смысле, отец вообще сбежал в Вольную роту, с которой маршировал почти десяток лет, пока не открыл в себе Силу. У меня не было выхода. Вот так я и стал ворлоком, воином-колдуном, убийцей чудовищ и пугалом для детишек. Давай прекратим об этом.

Едва рассвет робко озолотил покатые дерновые крыши, ворлок был уже в седле. Конь и осел бодро трусили по первой попавшейся тропке – так Шэйрад обычно выбирал направление. Сам всадник примечал каждую мелочь, свидетельствовавшую бы о его нужности в округе. Пока таковых не обнаруживалось. Разве что в развалинах хибары уже умершего отшельника притаилась парочка разбойников. Но с людьми Шэйрад связываться не стал – не его это дело. Лишь бросил пару отводящих глаз заклинаний, чтоб не вводить честных разбойников в соблазн и, соответственно, избавить себя от необходимости убивать бедолаг.

На второй день показались поля – верный признак того, что рядом люди. А то, что поля были в крайне запущенном состоянии (даже далекому от сельского хозяйства ворлоку это было понятно) говорило о том, что голодным в эту ночь спать не придется.

И действительно. Не успела кавалькада из кобылы и осла зайти за плетень, навстречу выбежали местные старейшины – седые старик, метущие бородами землю. Шэйрад остановился. Ждал. Старейшины тоже ждали. И оценивали. Ворлок – враз видать. Но молодой, едва двадцатую весну видит. Да и меч у него явно с чужого плеча, иначе не болтался бы за спиной, а висел, как положено. Но бывалый – он, все лицо изрезано застарелыми шрамами, скрыть которые полностью не по силам никакой магии. С другой стороны, на вид ничего особенного – худощавый подросток, пытающийся выглядеть старше и злее. Но выбора не предоставлялось. Скрепя сердце, самый старый заговорил:

–Привет наш тебе, ворлок. Не согласишься ли избавить нашу деревню от напасти? – ответа не последовало, и староста продолжил, – За достойную плату, разумеется.

–Кто? – как можно резче и холоднее произнес молодой ворлок.

–Вампир, ваша милость, вон там засел, извел, совсем житья нет. Пойдут человеки за хворостом, али по грибы-ягоды, и почитай что и нету его. Только кузнец наш вернулся. Да и то еле жив.

–Тысяча.

–Да помилуй, ворлок…

–Тысяча, – повторил Шэйрад и тронул коня. Видя, что помощник вот-вот уйдет, староста стал сговорчивее.

–Сперва мне надо видеть вашего кузнеца.

Шэйрада проводили в хижину, где под тремя одеялами, испачканными кровью, дрожал могучий мужчина. Ворлока враз бросило в пот от стоявшей жары – вовсю пылала печь, несмотря на теплую погоду на улице.

Шэйрад откинул одеяло: весь бок мужчины был сплошным куском мяса. Но это мало заинтересовало молодого человека. Внимательно он осмотрел шею человека, где проходят кровеносные сосуды, не найдя там ничего, вытащил спрятанные под одеялом руки кузнеца. Левая была перевязана у запястья. Недолго думая, Шэйрад размотал повязку.

–Он умрет к ночи, – вынес он приговор. Дородная баба, очевидно, жена кузнеца, взвизгнула:

–Как же ж так, сударь, бок-то почти не кровит уже. А шкура-то заживет.

–Он умрет к ночи, – повторил Шэйрад, ткнув пальцем в две почти незаметные точки на запястье кузнеца, – От этого. И станет вампиром, рабом того, который в лесу.