Протопоп Аввакум. Жизнь за веру - страница 24

(в Москве. — К.К.), как и воцарился; а се будет поход в Можайск; а где поход ни скажут государев, и он, государь, не в ту сторону пойдет».

Как известно, любимым развлечением царя была соколиная охота, которой он посвятил даже целый трактат. Ещё одним увлечением было садоводство и огородничество, причём в этой области Алексей Михайлович доходил до крайностей. «Царь, имея склонность к экспериментаторству и по-детски любя всё “диковинное”, пытается завести в подмосковном хозяйстве многие южные растения, в том числе даже виноград, даже хлопчатник и даже тутовое дерево. Разумеется, затеи эти провалились — не желали расти в Подмосковье такие культуры, как арбузы шемахинские и астраханские, финиковое дерево, миндаль и дули венгерские. Однако царь был на редкость упрям в своих начинаниях и до конца жизни мучил подчиненных своими “проектами”. Всё это весьма похоже на затеи капризного избалованного барчука-“недоросля”, которому ни в чём не отказывают. Мысль завести шелководство под Москвой не даёт царю покоя, и он наказывает, кроме “шёлковых” заводчиков, “которые б умели червей кормить и шолк делать… такова мастера сыскать, хотя дорого дать, хто б умел завесть и червей кормить таким кормом, который был бы подобен туту, или ис тутового дерева бить масло и, в то масло иных дерев лист или траву обмакивая, кормить червей”… Садовнику-немцу Индрику царь предлагает совершить “дело наитайнейшее” — привить на яблоне “все плоды, какие у Бога есть”. Озадаченный садовник врать не стал: “Все плоды, государь, невозможно привить”. Но царь был, как известно, упрям и приказал приступить к тайному эксперименту» (Кутузов).

Кроме любви ко всему иностранному, царского дядьку Бориса Ивановича Морозова отличала необыкновенная страсть к стяжанию и накопительству. Австрийский путешественник А. Мейерберг отмечал, что у него была «такая же жадность к золоту, как обыкновенно жажда пить». Будучи бездетным, Морозов до последнего дня своей жизни был озабочен расширением хозяйства. Вотчины его представляли собой настоящее государство в государстве. Если в 20-е годы XVII века ему принадлежал 151 крестьянский двор, то к началу 1660-х годов — уже около 9 тысяч крестьянских и бобыльских дворов, то есть приблизительно 55 тысяч человек обоего пола.

Чтобы поправить расстроенные финансы, правительство боярина Морозова увеличило прямые и косвенные налоги. В 1646 году были введены пошлины на соль, в результате чего продукты значительно поднялись в цене, стали недоступными населению, а у торговцев гнил залежавшийся товар. В 1647 году налог отменили, но, чтобы возместить потери, решили сократить жалованье служилым людям. Покровительство недостойным родственникам, введение новых податей и откупов вызвали среди жителей Москвы возмущение против Морозова и привели к Соляному бунту 1648 года, во время которого погибли его ближайшие помощники — Л.С. Плещеев и П.Т. Траханиотов. Сам Морозов едва спасся в царском дворце и был отправлен царём в Кирилло-Белозёрский монастырь (1648). Городские восстания, вызванные ростом косвенных налогов, в 1648–1650 годах прокатились по всей стране, затронув и Сибирь. Правительство вынуждено было пойти на уступки, взимание недоимок было прекращено.

События Соляного бунта оставили неизгладимый отпечаток в памяти молодого царя и повлекли за собой серьёзные изменения в его политике и в его отношении к народу. «Московские события заставили Алексея Михайловича задуматься о своей роли и месте в управлении государством, — пишет современный историк. — Отныне не одно чистосердечное покаяние, но и благочестивые монаршие дела, которые никому нельзя передоверять, станут всё более занимать Тишайшего. Оказалось, что для того, чтобы повзрослеть, чтобы начать править, а не царствовать, нужны не женитьба и не рождение сына-наследника, а сильное потрясение, способное разрушить непоколебимое благодушие. Это было первое, самое явное следствие московских событий для Алексея Михайловича» (Андреев). Как сообщал шведский агент Поммерининг своему правительству, теперь царь стал посвящать один час перед обедом для разбора челобитных своих подданных. Подумать только, целый час!