Проверка на твердость - страница 2

стр.


…Празднично сервированный, как на рождество, стол. В коридоре — маленький полупустой чемодан, подготовленный к отъезду. По всей квартире — запах жаркого. Отец сидит за столом и ест суп. Вместо левой руки у него протез, им он поддерживает тарелку. Он пытается внести оживление в общую грустную атмосферу и говорит:

— Я вспоминаю гороховую похлебку, которую мы получали раз в день в армии. Ты увидишь, Анди, мать такую не готовит…

В этот момент Дорис роняет на пол ложку. Она больше не выдерживает и вскакивает. Фужер опрокидывается, и красное вино заливает лучшую скатерть мамы.

— Девочка! — восклицает она в испуге, как в ту ночь, когда увидела у маленькой дочери на коже пятна ветрянки.

Дорис выбежала из-за стола, Андреас — за ней. Он прошел в их комнату, где они жили вместе еще до свадьбы, сел к ней на кровать и нежно погладил по голове. Плечи ее вздрагивали, — она плакала. Ласка Андреаса немного успокоила ее.

— Я же не насовсем исчезну, — сказал он тихо.

— Исчезнешь! — воскликнула она. — Исчезнешь! — В ее голосе звучало отчаяние.

— Ты сможешь приезжать ко мне. Кроме того, у нас будет отпуск…

Наконец она подняла заплаканное лицо и взглянула на него. От мысли о том, что долгие восемнадцать месяцев она будет вынуждена жить без него, перехватило дыхание.

— Ты никогда не должен забывать о том, что я жду тебя, — промолвила она. Это прозвучало как предупреждение. — Каждый день, Анди… С раннего утра до вечера… Каждый час без тебя будет для меня мукой.

— Дорис! — Он нежно положил руку ей на плечо, но она отшатнулась он него.

— Ты не должен меня сейчас целовать, — сказала она. — Всегда помни о том, что начиная с сегодняшнего числа каждый день для меня мука. Восемнадцать месяцев, целых восемнадцать месяцев! Ты должен приезжать, как только у тебя появится возможность, Анди. Ты обещаешь мне?

— Честное слово! — воскликнул он и улыбнулся, желая ее ободрить.

Она протянула к нему руку:

— У тебя есть платок?

Они вернулись в столовую, чтобы не обижать мать, которая так старалась с этим обедом. Матери не хотелось мешать молодым при расставании. Она навсегда запомнила день, когда ее муж был призван в армию и отправился на войну. Она, конечно, понимала, что нельзя сравнивать эти два события. Сейчас это не было связано с фронтом, с бомбежками, с похоронными извещениями. Сейчас все было по-иному. «Солдаты мира» — так их называют в газетах. Но для нее все осталось по-прежнему. Тогда плакала она, сейчас плачет ее дочь, и все это в итоге отзывается на ней…

Голос из репродуктора оторвал Дорис Юнгман от воспоминаний о событиях, происходивших более двух месяцев назад. До конечной станции оставалось две остановки. Вагон был уже почти пустой. Парнишка теребил отца за рукав и показывал на лейтенанта:

— Папа, послушай, там кто-то пикает.

Дорис Юнгман улыбнулась.

— Это потому, что у него птичка, — объяснил папа своему отпрыску и смутился, так как заметил, что его слова поняты не совсем правильно. — В клетке, конечно, — поспешил добавить он.

Лейтенант тоже ухмыльнулся. Он жестом пригласил мальчика к себе и снял с клетки покрывало.

— И не одна, — промолвил он. — Парочка!

В клетке порхали две лимонно-желтые канарейки.


— Караулы, равняйсь! Смирно! — скомандовал капитан с красной повязкой на рукаве.

Перед ним стояли лейтенант, два унтер-офицера и восемнадцать рядовых. Офицеры были вооружены пистолетами, солдаты — автоматами.

Выражение лица капитана было серьезным, даже холодным, говорил он громко и четко, что сразу выстраивало мысли стоящих перед ним людей в определенном направлении, каждое слово западало в их сознание.

— Дежурный по караулам с двадцать пятого на двадцать шестое июня — капитан Кох. — Он помолчал, не поворачивая головы, скользнул еще раз взглядом по лицам подчиненных, прежде чем скомандовать: — Караулы, напра-во! Шагом — марш!

С этой командой двадцать один воин мотострелкового полка «Шарнгорст» приступал к выполнению боевой задачи, которая от каждого из них требовала особой дисциплины, мужества, выносливости и повышенной бдительности.

Караульная служба — это боевая задача. В течение 24 часов этим воинам будет доверена охрана служебных помещений, жизнь товарищей и безопасность боевой техники и снаряжения. Их пистолеты и автоматы заряжены боевыми патронами, и каждый из солдат имеет право, руководствуясь приказом командира или исходя из собственного решения, подсказанного долгом, применить оружие, если этого потребует обстановка.