Проверка на твердость - страница 4
Поцелуй. Проволочный забор отпечатался на лицах, но они этого не чувствуют. Нежное прикосновение рук заменяет объятия. Наконец Дорис освобождается от розового тумана, в котором теряются все мысли. У нее перехватило дыхание.
— Я… Я не понимаю тебя, Анди, — говорит она заикаясь.
Он нежно прикасается губами к ее пальцам:
— Пятьдесят три дня! Как мне было тяжело без тебя!
— Послушай! Ты не должен подписывать рапорт о зачислении на сверхсрочную, ты слышишь меня?
— Я тебя люблю, Дорис!
— Иди и скажи им, что это было поспешное решение, что ты передумал. Говори им что хочешь, но не делай этого!
— Будь благоразумна, Дорис!
— Это ты, Анди, ты сейчас должен быть благоразумным! — Она через сетку схватила его за руки. Нежность отступила: слишком сильным было ее возмущение. — Быть сверхсрочником, как будто в этом сейчас крайняя необходимость! В наше-то время, когда все твердят о мире, о разоружении. А ты?… Ты оставляешь меня одну на годы!
— Дорис, пожалуйста, — произнес Андреас так осторожно, как только мог. С момента получения ее письма, написанного два дня назад, он надеялся, что она все обдумает и не будет так горячо протестовать. Но все было значительно хуже, чем он мог предполагать. А ведь тогда, подумал он, речь шла о продлении срока службы не на такое большое время. — Я очень нужен здесь, Дорис, — сказал он. — Лейтенант Винтер убежден, что я обладаю всеми качествами, необходимыми солдату, и товарищи в моей партийной группе убеждены в том же.
— Почему обязательно ты? — спросила она и взглянула на него. Ее серо-зеленые с золотыми искорками кошачьи глаза становились иногда холодными, как льдинки. — У тебя жена, хорошая профессия — механизатор на строительстве. На работе тебя ждут. Что, для армии не хватает холостяков?
«Почему она не хочет меня понять?» — подумал Андреас и почувствовал усталость, как после бессонной ночи. Он обернулся и посмотрел на казармы.
— Унтер-офицеры и офицеры у нас почти все женатые, — сказал он. — У них жены и дети, они также имеют гражданские профессии, и если они все после окон…
— Ты что, не понимаешь, что ты все разрушаешь? — перебила его Дорис. Она уже овладела собой и говорила спокойнее, не так агрессивно, как раньше. — Посмотри вокруг, Анди. Долгая разлука — яд для брака. Это правило без исключений. Бекеры — развелись, Эва и Герд — развелись, и с твоим братом скоро это случится, если он не прекратит свои длительные командировки для монтажа.
— Но, девочка, можно найти и сотни противоположных примеров.
— Да, — спокойно сказала Дорис, — например, твои или мои родители. Женаты больше двадцати лет и счастливы. А знаешь ли ты почему? Потому, что они все время вместе! Днем они на работе, но вечера, выходные и праздники полностью в их распоряжении. Их нельзя разлучить. Это часы, когда брак скрепляется.
— Но, Дорис…
— Счастье строят совместно. Только тогда можно сказать, что ты хочешь!
— Но я же не хочу лететь на Вегу.
— Для меня, во всяком случае, счастье немыслимо иным.
— В качестве средства от старости и разлуки имеются еще проездные билеты. А некоторые умеют также ждать.
— И достаточно долго, если такие мужья, как ты, которые должны были бы создавать новую семью, на годы уйдут в армию!
«Сейчас она начнет мне рассказывать, — подумал Андреас, — что у нас в Южном городке вечером не работал кран, поскольку они на вторую смену вместо меня еще никого не нашли. Затем скажет, что защита отечества и мир — великие слова для людей, которые живут пока в неблагоустроенных жилищах, без удобств, водопровода и канализации, но строительство жилищ для этих людей не менее боевой участок и работать там не менее почетно, чем сидеть в танке, в кабине самолета или лежать за пулеметом. И я не смогу с нею спорить. В моем арсенале лишь слова, убедительные, весомые, как гранитные блоки: Ответственность, Долг, Необходимость. Но для Дорис это все же только слова».
— Это все прописные истины, — промолвила Дорис, как он и ожидал, и у ее рта, кажущегося на узком лице несколько крупным, появилась горькая черточка. — Все это одни разговоры.
— Ты рассуждаешь не по-деловому, Дорис! — рассердившись, возразил он и озабоченно взглянул на вышку.