Провинциалка - страница 14
— Ты знаешь, что умер Перфанов? — неожиданно сказал Даво, виртуозно тасуя колоду.
— Знаю.
— А подробности тебе известны?
— Какие подробности? Занимайся-ка ты лучше картами, а то опять забыл положить чип.
Даво глубоко втянул воздух и нарочно замедлил раздачу карт.
— А ты вообще знаешь, как он умер?
Я брал карты по одной. Первые три были тузами.
— Его сбил грузовик, — объяснил он секунду спустя. — На улице, средь бела дня… Вообще…
Никто не вступил в игру, и мои три туза прогорели ни за грош. Я метнул сердитый взгляд на своего друга.
— Что вообще?.. Говори яснее, кретин!
— В последнее время твой герой совершенно выжил из ума. Исчезал бесследно на весь день, а когда его находили, не мог вспомнить даже собственного имени…
Я недоверчиво поднял брови — во время нашей последней встречи Перфанов не проявлял никаких признаков склероза…
Падал крупный снег, желтые булыжники перед Военным клубом блестели под тонким жемчужно-белым покрывалом. Перфанов занес ногу на первую ступеньку небольшой каменной лестницы, ведущей в кафе, когда его взгляд выхватил меня из толпы прохожих. Он остановился и подождал меня. Я пожал крупную, мокрую от снега руку. Как всегда, он был выбрит до синевы. Множество капелек искрилось на его густой коричневой "генеральской" папахе. Вероятно, из-за этой папахи, надвинутой почти на самые брови, или по другой причине лицо его казалось странно съежившимся.
— Здравствуй! — послышался знакомый внушительный баритон. — Какими судьбами, куда путь держишь, не в это ли кафе для пенсионеров?
— А ты с каких пор стал его посетителем? — шутливо парировал я.
Мой бывший свадебный свидетель невесело засмеялся.
— С недавних, совсем с недавних… Отправили меня на заслуженный отдых, а к чему он мне, никогда не чувствовал себя работоспособней…
— Представляешь? Просто сошел с тротуара и попал под грузовик. Будто нарочно… — вновь услышал я голос Даво.
— Ну это уж слишком! — демонстративно откинулся на спинку Астарджиев. — Мы тут собрались играть в покер или рассказывать душещипательные истории?
Я почувствовал, как задрожали моя верхняя губа и ноздри. "Деньги я тебе верну, живоглот! — чуть не заорал я в лицо доктору. — Душещипательные истории! Что ты понимаешь в таких людях, как Симеон Перфанов! Я ведь даже не знаю, есть ли у тебя дети и как зовут твою жену, хотя мы уже столько лет играем с тобой в карты!"
— Продолжим! — сказал я спокойно и холодно. — Можем продлить партию на десять минут, если вы настаиваете.
Я ведь был дисциплинированным игроком и уважал правила. Никто не воспользовался моим предложением, даже сам хирург…
Несколько раздач прошли в полном молчании. Удача все еще не изменила мне, и я пользовался ею вовсю, главным образом, чтобы уязвить Астарджиева. Например, он открыл карты на великолепном фулл-максе, но я удачно пополнил комбинацию и выложил на стол колер. Удар был чувствительным, а сумма, которую он потерял, — весьма солидной.
Отсчитав мне фишки, Астарджиев очаровательно улыбнулся и мягко, почти нежно спросил:
— Асен, ты смотрел вчера вечером телевизионный театр? По-моему, этот Обрейков — прирожденный драматург, давно уже я не видел столь тонкой и законченной пьесы… Э, постановка могла быть и более удачной, но и это, по-моему, — событие…
Я помолчал и ответил, стараясь выглядеть беспристрастным:
— Постановка, действительно, неплохая. То, что пьеса тебе понравилась, свидетельствует и о режиссерской удаче…
И почувствовал, что мой тон далек от объективности.
Никто не проронил ни слова, но я заметил, как Астарджиев довольно сощурился. "Ну и дурак же я! Он наверняка знает о моем отношении к Обрейкову, иначе не подбросил бы мне такую приманку! А я тут же попался на удочку!"
— Плачу втройне! — раздался голос моего противника.
Я отказался от участия, и в ту же секунду до меня дошло, что он блефовал. "Все-таки он своего добился, мерзавец!" Я решил взять себя в руки, но тут вдруг вмешался Даво:
— Да, пьеса что надо! Кто б подумал, и это "бедный Лазарь"!
Я метнул в его сторону убийственный взгляд. Как правило, он не решался мне противоречить, а мое мнение ему было прекрасно известно… Что же это было — неожиданный бунт на корабле или просто подражание приему, принесшему доктору успех? Для завершения картины отчаянных коллективных действий не хватало лишь, чтобы и поэт-барин высказался в защиту Обрейкова!