Проводник в бездну - страница 29

Швыдак брезгливо поморщился, а седой командир сурово сказал:

— Знаем — гниды вы, враги! И ты! — кивнул на побледневшего Поликарпа. — И ты! — на Мыколая.

Мыколай вобрал голову в плечи. И сразу стал похожим на свою обрюзгшую матушку. Скривились, задрожали губы. Заикаясь, промямлил:

— Я не в-винов-ват… Ну, нашёл пистолет. Их сейчас у каждого хлопца…

— Так, так, так, — протарабанил Поликарп.

— Ну, смотрите! На этот раз вам сошло, — сделав ударение на слово «смотрите», седой командир взялся за щеколду. — Не сносить вам головы, если сделаете подлость нашим людям!

— Понял, всё понял, — Налыгач, беспрерывно кланялся. — Всё понял, товарищ комбриг.

Когда ушли партизаны, долго ещё висела в хате тишина, мёртвая и холодная. Боялась пошевелиться Федора на корыте, прилип к дверям ошалевший от страха Поликарп, набычился возле печи взлохмаченный Мыколай.

— Да-а, — процедил он. — Переплыли море, а на берегу чуть не утонули. Если бы они нашли знамя, то…

Поликарп потёр пятернёй лоб, спросил:

— А где Мыкифор? Он домой пошёл или…

— Мыкифор, где ты? — растерянно позвала Федора. — Отзовись, те уже ушли.

Из-под печи показалась голова, вся в перьях и соломе.

— Ги-ги-ги, — глуповато засмеялся Мыкифор. — Меня не нашли.

— Вынянчил детину в добрую годину! — плюнул Налыгач.

Мыколай подошёл к столу, налил из графина полный стакан самогона. Пил долго, жадно. Потом вытер рукавом губы, глухо выдохнул.

— Значит, тату, началось?

— Ч-что нач-чалось? — заикаясь, вызверился старый.

— Весёлая жизнь.

— Уже в штаны напустил? Сам же говорил: куст полицейский будут увеличивать немцы… Ну всё! Спать! А завтра что-нибудь придумаем. — Помолчав, тихо произнёс: — Пусть что не думают лесовики, а в Таранивке наша власть! Наша! — повторил Налыгач и потянулся к графину с самогоном.

Гриша вышел во двор, и на него пахнуло терпкой свежестью. На востоке несмело занималась заря, бледно отражаясь в стекле замёрзших луж. Надвигалась зима. Надо было подумать о дровах. Хозяин ведь…

Неожиданно на улице раздался крик. Гриша выглянул в калитку. Со связанными за спиной руками брёл, пошатываясь, окровавленный человек. Толкая его прикладом в спину, шёл, переваливаясь с ноги на ногу, как утка, черношинельник Кирилл Лантух.

Гриша узнал окровавленного человека сразу. Это же тот партизан, чистивший казанок под сосною, возле дороги. Чёрная борода, разлохмаченные брови, немного согнутая фигура. Он, конечно, он!

— Тпр-ру! — Лантух схватил своего пленника за ворот кожуха и дёрнул так, что слабенький ворот разлезся.

Мужчина лишь заскрипел зубами и выплюнул сгусток крови.

А Кирилл, пьяно хохоча, кричал в Приймаков двор:

— Пан староста, выходите, диво покажу!

Быстро отворились двери, и, на ходу застёгиваясь, заторопился к калитке с прищуренным глазом Поликарп.

— Так, так, так, — затарабанил старый, протирая кулаком сонные глаза. — Где же это ты такую раннюю птаху, того… Эт, дылда какой… Такому развяжи руки, быку рога свернёт…

— Сопротивлялся, двоих наших к хвершалу повезли. Да нас куча была, вот и успокоили… Видите, кровью харкает? Ха-ха-ха… — пьяно захохотал Кирилл. — К своим торопился… А может, разведчик? Черти его батька знают. Молчит, сволочь, молчит, как в рот воды набрал.

— Так, так так. Значит, к товаришочкам пробирался, к тем, с кубиками?

Окровавленный человек разжал чёрные губы.

— К кому я пробирался, не твоё, иуда, дело! Твоё счастье, что руки у меня связаны.

— А то б что? — ехидничает пан староста.

Партизан пошевелил широкими плечами, рванул верёвки.

— Крепко, продажные шкуры, скрутили руки!..

А то б от твоей рожи длинной один холодец остался.

— Ты гляди, связанное, стреноженное, побеждённое, оно ещё рассусоливает…

— Брешешь, собака, — спокойно ответил партизан. — Связанный, стреноженный — это правда, но непобеждённый!.

— Дай мне ружжо! — петухом подскочил к Кириллу Налыгач. — Я его, гада, раз-раз — и ваших нет!

— Не торопитесь, пан староста, — не выпуская из рук винтовки, весело ответил Кирилл Лантух. — Да за такую птицу нам в управе…

Приймак остыл.

— Так, так, так… Значит, ты его в управу повезёшь?

— В районе обрадуются такой птице.