Проводник в бездну - страница 47
— Ну и хорошо. — А через минуту, положив холодную ладонь на пылающий Гришин лоб, сказала: — Врача бы ему. И лекарств. Есть такие от воспаления лёгких. Жар снимают. Да где их сейчас возьмёшь? Разве что… — Не договорила, закусила губу, неожиданно быстренько собралась и ушла,
А ночью Митька привёл молодую небольшого росточка женщину. Она сказала шёпотом Гришиной матери:
— Добрый вечер. Окна завесьте… Ну, показывайте вашего казака. Антон Степанович так и сказал: «Иди к казаку, к юному партизану, и поставь его на ноги!» Так что я выполняю приказ комиссара. Вот!
От прикосновения холодных с мороза рук Гриша открыл глаза. И увидел склонённое над ним женское лицо с полными розовыми губами, услышал тихий ласковый голос:
— Добрый вечер, казак!
Гриша пошевелил шершавыми, потрескавшимися губами:
— Добрый…
Она сняла с мальчишки рубашку, достала из кошёлки трубочку, приложила её к худенькой Гришиной груди.
— Дыши глубоко, та-ак, нормально дыши, та-ак… Теперь повернёмся спинкой, та-ак. Дышим глубоко. Ещё. И ещё. Та-ак.
Гриша почувствовал, как врач положила холодную ладонь ему на спину и постучала пальцем о ладонь: стук-стук, стук-стук.
— Оденьте мальчика. — Женщина вынула из корзинки несколько пакетиков, подала Марине. — По три таблетки ежедневно. Это оттуда, с Большой земли… Очень хорошее лекарство.
«Оттуда», — мысленно повторил Гриша. Сашко, Митькин брат, говорил: теперь к партизанам самолёты прилетают, лекарства привозят, раненых забирают.
«Оттуда» — из Москвы, значит. Выходит, о нём побеспокоились в самой Москве… Ну, конечно, он понимает: там, в Москве, не знают, что есть в селе Тара-нивка пионер Гриша Мовчан. Но лекарства передали и для таких, как Гриша…
Прощаясь, врач спросила:
— Что передать комиссару?
— Спасибо вам, тётя.
— Не меня благодари! Антона Степановича!
Язык еле ворочается во рту:
— И Антону Степановичу… А я… выздоровлю?
— А как же! Ещё попляшу на твоей свадьбе! — ответила, улыбаясь, врач.
Мать встала на пороге.
— Спасибо! Не знаю, как вас звать-величать.
— Доктор, и все…
— Понимаю, понимаю. Спасибо вам за всё…
Марина спохватилась, кинулась к шкафчику с посудой.
— Хотя немножко подкрепитесь на дорогу! Я сейчас…
— Благодарю, но я тороплюсь. Будьте здоровы!
Мать днями и ночами просиживала у постели
Гриши, смотрела на его пересохшие, потрескавшиеся губы, на бледное лицо и будто перебрала в памяти каждый день сына от самого рождения.
Бывало, распеленает перед купанием, а свекровь снимет с гвоздя пучок сухого любистка и бросит в купель.
— Зачем вы, мама?
— Чтобы любезный был с людьми.
А то внесёт высушенные цветы, протянет молодой матери.
— Что это?
— Ласкавцы, дочка. Чтобы ласковым был.
Стелются перед Мариной воспоминания белым полотном, кудрявым спорышем, отзываются песней соловьиной…
Гриша выздоравливал долго. Пришла весна, но мальчишка по-прежнему оставался хилым.
— Просто светится ребёнок. — Баба Оришка жалостливо обращалась к невестке. — Считай, всю зиму пролежало дитя…
— Болезнь не свой брат. Вымотала. Тут взрослого прихватит, так не знаешь, как лечь, как сесть. А это ребёнок. Сколько в нём той силы?
Марина, как только начал выздоравливать сын, помолодела, румянец снова просвечивал сквозь её смуглую кожу.
— Род наш, сынок, живучий, жилистый. Вот солнышко пригреет, оживёт лес — веселее станет.
Гриша чувствовал себя лучше, когда прибегал его неизменный друг Митька. Вскочил в купель ледяную и Митька, а ничто к нему не пристало, никакая болезнь. И сейчас вот с расстёгнутым воротом явился. Вместе с ним входили в хату терпкие запахи сосны и талого снега, ветра весеннего, а позже и цвета яблоневого… А ещё приносил Митька вести из мира, который Грише пока что был недоступен. И те вести заставляли быстрее биться впечатлительное мальчишечье сердце.
Наклонившись к Грише, Митька шептал так, чтобы не услышали бабушка и маленький Петька:
— Уже третий месяц не показывается Сашко. Мать плачет. А отец говорит: «Молчи, глупая. Сын знает, что делает».
— А где же он?
— Где? — гордо поджимает губы Митька. — В рейд пошёл с партизанами.
— А что такой рейд?
Митька морщит лоб и объясняет:
— Ну, гитлеровцев пошли колошматить по сёлам, чтобы тем жарко было… Далеко пошли…