Проводники Света - страница 13

— Что?!

— Что слышала, — глаза Мыха превратились в щёлки. — Придёшь, загадаешь желание, чтоб поправились, а когда оно исполнится, соберёшь свои вещички и двинешь прочь!

— Но как?.. — она не верила своим ушам, надеясь, что он её просто пугает. — Почему?

— Потому что вы связаны! У родичей очень крепкие узы, и жизненная сила гуляет по ним туда-сюда, от одного к другому и обратно.

— И что ж в том плохого?

— А то, что она будет то и дело толкать запасатель, сбивая его работу. И скоро так растолкает, что он просто отвалится! И тогда всё! — пропадёте окончательно, и я ничем не смогу помочь. Единственный способ избежать этого — оторвать тебя от семьи.

— И ты молчал?! — взбеленилась девочка и, схватившись за голову, затопала от злости ногами. — Молчал!

— Да тихо ты, не беснуйся, Тигр вернётся! — выставив «шерсть» дыбом, прошипел Мых. Обернувшись чёрным вихрем, он подхватил девочку и поднял её над полом, одновременно затыкая рот клубами чёрного дыма. — Уймись!

Он держал Деяну, пока та не перестала дрыгать ногами в воздухе, тогда только поставил обратно на землю и мягко произнёс, сочувственно заглядывая в глаза:

— Тебе придётся уйти — другого выхода нет.

— Но куда ж я пойду?! — Деяна в отчаянии простёрла к нему руки. — Одну меня назад в род не возьмут: никто не поймёт, зачем я из своей семьи извергов ушла, обратно погонят!

— Даже если б взяли, твоя родовая община всё равно слишком близка, — Мых вздохнул, выпустив маленькое туманно-чёрное облачко. — Уходить надо намного дальше, в места иные, где никто тебя знать не знает.

— Меня волки по дороге съедят!

— Не съедят. Отсюда, из межмирья, попасть можно куда угодно, так что не придётся тебе вёрсты ногами бить. Исцелишь родичей и возвращайся ко мне — я сам тебя в другую местность отправлю.

Умерла только баба Улита, все остальные поправились, а тятя оказался здоров — с тех пор, как рука прошла, так больше и не болел.

Деяна смотрела, как погребальный костёр возносит душу Улиты, и вспоминала, что та ей рассказывала про Навь, куда попадают умершие. Там темно и по небу катается чёрное солнце… а люди-тени переходят Реку Забвения и забывают, кем были, чтобы позже родиться сызнова, уже другими. Но иные пращуры не уходят, а остаются в особом, светлом месте Нави — Слави, дабы родичам живым помогать… — может, и баба Улита так сделает? Останется в Слави за всеми приглядывать, а в Навью неделю придёт к внучке и расскажет, как они тут, без неё, живут…

Деяна пробыла с родичами две недели, дабы убедиться, что все они полностью исцелились, а потом в одну из ночей просто тихо исчезла, ни с кем не прощаясь. Встала, едва все уснули, прокралась мимо лежанок сестры и брата, кивнула им, еле различимым во тьме, поклонилась до земли отцу и матери, постояла, улыбаясь, возле махонького Дубка, а затем тихонько скользнула за дверь, прямо под звёздное небо. Две большие лохматые собаки, верные внушённой людьми привычке лаять только по делу, молча проводили её до калитки. В свете нарождавшегося месяца они чудились такими же чёрно-дымными созданиями, как Тигр из Мыхиного межмирья, пока Деяна не коснулась их мохнатых голов. Тёплые, плотные, живые! Потрепав и погладив псов, она вышла со двора и, миновав колосившиеся поляны, принялась вышёптывать чернолаз.

Дыра открылась прямо тут же — легко и быстро. Девочка сомневалась, сможет ли ночью различить проход, да куда там! — чернота лаза была такой полной, глубокой и безраздельной, что обычная лесная темнота казалась наполненной светом.

Оглянувшись на возделанные лоскуты земли и родную рубленную избу, что скорее угадывалась, чем была видна во мраке, Деяна тяжко вздохнула и, сморгнув набежавшие слезы, шагнула в дыру.

Прежде чем перебросить Деяну на новое место, Мых научил её, что говорить по прибытии.

«Но как же смогу я сказывать такие небылицы старейшине рода?!» — в ужасе вопросила Деяна, с малолетства впитавшая безраздельное уважение к старшим.

«Придётся! — ответил Мых. — Открывать правду нельзя! Ежели сделаешь это, никто всё равно не поверит — сочтут, что ума лишилась! Пожалеют, наверное, не прогонят, но и своей ты у них не станешь. Не будет ведь рядом матушки, что любит своё дитя, даже если оно увечное, а только люди совсем незнакомые! И коль что не так — отделять тебя станут всегда, как помеху досадную! Нужна тебе жизнь такая?»