Прозрачная маска - страница 6

Для меня каждый человек — айсберг, а его лицо — лишь видимая часть айсберга, по нему я сужу о другой — невидимой. Надеюсь, что обо мне судят таким же образом. Я горжусь своей физиономией и, если исключить последний месяц совместной жизни с Николаем, никогда не жаловалась на природу, никогда до этого и после не позволяла спорить с нею. Не пользовалась ни помадой, ни гримом, ни краской для волос. Красива сама по себе, такая, какая есть. Так я думала до вчерашнего дня. Вечером, когда я шла по бульвару Стамболийского с намерением купить зимнюю обувь для поездки в родопскую командировку, вдруг, совсем неожиданно для самой себя, словно меня кто-то подтолкнул, оказалась в парикмахерской. Небрежно села в первое свободное кресло и с привычным легким раздражением сказала: «Краска 4,5». Через час с небольшим вышла с модной прической. Придя домой, разрушила укладку, причесалась по своему вкусу и легла, внушая себе, что завтра что-то должно случиться.

И вот сейчас, воодушевленная и несколько снисходительная к себе, закинув за плечо свою походную сумку, поднимаю капюшон куртки и выхожу.

В купе уже находился молодой человек, который не обратил на меня никакого внимания. Его можно было принять за ассистента по гуманитарным наукам, если бы не военная стрижка. На нем был элегантный костюм, немного тесноватый в груди. Сидел он, расправив плечи, как человек, привыкший к погонам. На среднем пальце правой руки был перстень с монограммой, видимо, чтобы не мешал писать. Держа во рту потухшую сигарету, он увлеченно читал на английском языке какую-то книгу. Попросила разрешения закурить, сделав это совсем не для того, чтобы привлечь внимание. Потом вели вялый разговор о погоде, пока купе не заполнила шумная группа немецких туристов, направлявшихся в Пампорово. Немолодая женщина из учтивости спросила, где я работаю. Ответила, что кассиршей.

На станции Пловдив молодой человек помог мне вынести сумку, показал, с какой остановки отправляется автобус в шахтерский поселок, а при прощании удивил:

— Жаль, не понял, в какой редакции вы работаете.

Я улыбнулась и ответила:

— А в погонах вы выглядите, вероятно, гораздо старше?

В его улыбке явно проглядывали недоверие и удивление.

Шахтерский поселок назывался Бараки. Он возник двадцать лет назад в ущелье небольшой реки в трех кварталах от родопского села, население которого, хотя и медленно сначала, шло на работу в шахты, а потом поселялось на постоянное жительство. Первыми постройками Рудоуправления были несколько зеленых дощатых бараков, среди которых находились лавка, «ресторан» и детский сад. Новое месторождение оказалось очень богатым и перспективным: из другого района Родоп постоянно прибывали бригады шахтеров, и бараки исчезли среди новых панельных и блочных домов. Осталось только название поселка.

Зима была мягкая, дождливая и грязная. Выпавший снег смешался с грязью, и, видимо, поэтому белизна близлежащих холмов и гор вызывала чувство детства, когда были настоящая снежная зима, игры и радость. Анастасия вышла из облепленного грязью автобуса, глубоко вздохнула и своим обостренным обонянием уловила в воздухе запах обетованных гор. Она ожидала увидеть первозданную природу, не тронутою человеком, а увидела асфальтированную площадь перед громадными жилыми блоками с тюлевыми занавесками на окнах и личными гаражами. Это опять напомнило город, и волнение, с которым она отправилась в поездку, пропало. Опустив голову, она подумала: «И здесь, как везде. Закон один: жизнь течет, а люди спешат строить, творить. Некоторые покупают дорогие вещи. Другие стремятся к славе и бессмертию». Она еще раз вздохнула и несмело спросила, где находится гостиница. Ей ответили, что в городке нет гостиницы. Гости поселяются в специальной приемной Рудоуправления — на втором этаже молодежного общежития. Кто-то добавил, что общежитие мужское, и посоветовал ей пойти в профилакторий. Там всегда найдется место для одного человека. Ей показали на здание, белевшее в лесу, примерно в километре от площади.

Около четырех часов прибыла в Рудоуправление. Нашла дверь с табличками «Директор» и «Главный инженер», постучалась. Изнутри доносился стук пишущей машинки. Вошла. Печатавшая девушка, не поднимая головы, сказала недовольным тоном: