Прозрение. Спроси себя - страница 36

В приемной прокуратуры было много народа. В основном озабоченные, встревоженные лица.

Дмитрий Николаевич занял очередь и, оглядев инспекторов, принимавших посетителей, решил, что подойдет к молодому инспектору, стриженному под бобрик. К другим почему-то доверия не возникло. Сейчас он беседовал с фронтовиком, на стареньком пиджаке которого висели вразброс ордена и медали. Ярцев заметил, как инспектор взял заявление фронтовика и, поглядев на листок, сказал:

— Что вы здесь накалякали? Ничего не разобрать.

— Без очков я, — оправдывался фронтовик. — Дужки сломались. Только через неделю будут готовы. Я и так старался, в три руки писал…

— Это же документ! — негодовал инспектор.

— Когда молодой был — все видел. А теперь… Глаза тоже документ, — с пронзительной убежденностью заявил фронтовик.

В это время освободился другой инспектор, седая женщина, и Ярцев торопливо подошел к ней.

— Старший советник юстиции Рыбакова Евгения Марковна, — представилась она. — Слушаю вас.

Дмитрий Николаевич вынул из папки заявление, протянул Рыбаковой.

— Прочтите, пожалуйста…

Прочитав первую страницу, Рыбакова ошеломленно посмотрела на Дмитрия Николаевича. А он невидящим взглядом уставился на ее худые руки, державшие страницы позднего, горького признания.

Он не запомнил, сколько прошло времени, пока она добралась до конца, но встрепенулся, когда Рыбакова кому-то позвонила и попросила срочно принять ее вместе с профессором Ярцевым.

Он хорошо запомнил: «с профессором Ярцевым».

Вскоре Дмитрий Николаевич получил пропуск, и лифт доставил их на четвертый этаж.

— Зачем вы привели его ко мне? — спросил Рыбакову заместитель генерального прокурора, прочитав заявление Ярцева. — Сейчас трудно о чем-либо говорить.

— Я понимаю. Но я хотела, чтобы вы увидели его.

— Ярцев… Ярцев… Где-то я слышал о нем или читал. Евгения Марковна, я не буду с ним говорить. Просто поздороваться — ни к чему. Дайте ему мой телефон и пусть позвонит через три дня. Да, через три. — Он сделал пометку в календаре и сказал Рыбаковой: — Об этом заявлении никто не должен знать. Зарегистрируйте его под фамилией Проклов. Ясно? Ярцеву скажите, что я занят.

Рыбакова вышла из кабинета. В конце коридора у балконной двери стоял Ярцев и смотрел на улицу.

— Вот по этому телефону вам надлежит позвонить через три дня, — сказала ему Рыбакова.

— Спасибо.

Попрощавшись, Дмитрий Николаевич ушел, озадаченный еще больше, чем до прихода в прокуратуру.

Дома он развернул бумажку с номером телефона и обнаружил, что никакой фамилии там не написано. Лишь четко было выведено слово «Прокуратура».

А в это время заместитель генерального прокурора как раз думал о Ярцеве и по другому аппарату, в обиходе называющемуся «вертушкой», позвонил заместителю министра здравоохранения и попросил рекомендовать какого-нибудь видного офтальмолога в качестве консультанта по важному делу.

— Сейчас, минуточку, — раздумывая, ответил заместитель министра. — Поговорите с Коржихиным, Былинским. Запишите еще Лысогора. Если заняты и не смогут, тогда позвоните Ярцеву. Даст согласие — считайте, что повезло.

Эти три дня, оставшиеся до звонка в прокуратуру, Дмитрий Николаевич прожил как-то механически. В его душе все притупилось, окружающее стало безразличным.

День четвертый был понедельником. Тринадцатого июля. Но даже суеверных предчувствий не возникло. Главное сделано: документ в прокуратуре, а сколько потом минует черных пятниц и тяжелых понедельников — незачем предугадывать и считать. И не стоит надеяться на везение. Ивану Проклову давно не повезло — еще в Полесье, в тридцатом году.

Единственное, что позволил себе Дмитрий Николаевич, это отложить звонок до середины дня. Чтоб не создалось впечатления, будто он не спал всю ночь, ожидая окаянного понедельника.

После полудня Ярцев позвонил и узнал, что ему необходимо приехать в прокуратуру к товарищу Ледогорову, который будет вести дело.

Входя в кабинет следователя по особо важным делам Вячеслава Александровича Ледогорова, даже беглым взглядом можно было заметить нечто особое в атмосфере казенной обстановки. Рядом с письменным столом, у кресла, покоились две гири, по пуду каждая, облитые черным лаком. Несколько раз за день Вячеслав Александрович делал разминку — энергично выжимал эти гири. Позади селектора телефонной связи на белом подоконнике метались в длинном аквариуме экзотичные рыбки. Одна из них, выплыв из водорослей, уткнулась в подсвеченное стекло, заглядевшись на Дмитрия Николаевича.