Прямая речь - страница 30

1992 г.

Дух разрушительства имеет свое объяснение. Разобрал же народ по кирпичику Бастилию. В символах тоталитаризма заключена большая отрицательная энергия. Хочется ее сбросить. Только как сбросить то, что является твоей историей? Наивна вера, что, разрушая идола, мы освобождаемся от самого явления. Оно было. Оно есть. Оно впиталось в наши поры. И вот орава взрослых людей наваливается на памятник. Сбрасывает с души тяжкий камень. Понимаю. Но хочу спросить: «Полегчало?»

И еще. Ломать мы умеем, делаем это быстро. А построить? Причем за столь же короткий срок и что-нибудь стоящее? Свобода рушить… Как все просто и доступно!

Мы живем сегодня в безвекторном пространстве. То, что вчера выглядело романтично, сегодня — смешно. То, что вчера было хорошо, сегодня — отвратительно. Нельзя долго играть в игры неплодоносные, не дающие результата. Так можно выйти в круг и зайти к себе в тыл. Для меня становится все очевиднее, что страна расслаивается на два края: на людей, у которых существует чувство Родины, я не имею в виду кликуш из числа национал-патриотов, и временщиков, тех, кто живет по принципу «гуляй, рванина», хватай, беги и пропади все пропадом.

В чем ужас сегодняшнего дня? Да в том, что народ склоняют или склонили к мысли, что демократия в России невозможна. И виноваты мы. Так ликовали, так радовались, что вора-то и не заметили.

Наверное, единственный выход — тихо делать свое дело. Видоизмениться, сменить шкуру, делать что-то сверх, хотя душу, конечно, не поменяешь. И от сознания, что ты сегодня неинтересен, что пришли другие, избавиться трудно. С таким ощущением сегодня живут многие. Да, было плохо. Но ведь люди жили, и им не вычеркнуть свое прошлое. И Булгаков жил, и Домбровский, и Шаламов. Вот, вычеркни. Не получится.

1993 г.

Климат бездарных людей сегодня. Все поменялось, причем по строго оборотному принципу — чем бездарнее, тем закономернее, что он окажется поющим или пишущим, или начальником большим. Чем глупее, невежественнее, тем будет выше.

Люди свободы — шиши в кармане держали. Говорили: если бы дали развернуться. Ну, дали вам свободу, вытаскивайте, что у кого есть. Все ящики пустые. Ни у кого ничего нет. Булгаков. Платонов… Им-то режим не помешал состояться. Жить мешал, а писать — нет. Поэтому все эти всхлипы: «В то время…» Оставьте, вы этим покрываете, что вы все пожиже, поглупее, понеобразованнее. «А сейчас нам вот эти мешают». Всю жизнь вам будет кто-то мешать. Таланта нет, ума и таланта.

2002 г.

Грубо говоря, сегодняшний период — проверка на вшивость. Когда разговоры о том, что не пускают, не дают — кончились. И возникает вопрос: а что ты можешь? И выясняется, что не больно густо. И начинаются, как говорит Никита Михалков, интеллектуальные мастурбации. Но когда за этим нет живой жизни никакой… Преломлять можно, что угодно. Надо понять, что есть основа. От чего танцуешь.

2002 г.

Нельзя вставать в потребительскую позу. Люди неленивые, знающие грамоту, не разучившиеся читать, найдут путь борьбы с телевизором, с шоу-бизнесом, с огромным количеством дураков-пророков, которые каждый день выступают по «ящику» и по радио. А кто их спасет? У стада есть пастухи. Пастухи ведут к пропасти. Только если у кого-то проклюнется сомнение: «А может туда не надо?» — и он не пойдет, то сможет спасти самого себя.

2001 г.

Это не сегодня началось. Давно известно, что деньги — зло. Объективное зло. Они растлевают душу, развращают человека, делают его дураком, негодяем. Но деньги были всегда, и при этом рождались гении и жили хорошие люди в большом количестве. Нельзя применить такую простую формулу: отключим телевизор, радио, уничтожим газеты и сразу станем чище. Ничего подобного. Это всегда индивидуальный труд. Не массовый. Массы можно только научить читать, буквы выучить. А заставить массово думать нельзя.

Другой вопрос — направление. Но везде есть ЛЮДИ, везде. Еще живы советские ортодоксальные учителя, которые с некоторой примесью ханжества все-таки сообщают детям нечто важное. Хотя бы про того же Пушкина…

2001 г.

Телевизор у нас унижающий. Не потому что он такой-сякой, аморальный. А потому что пошлый безумно. Пошлый не на уровне голых задниц, а на уровне всех этих улыбающихся пошляков. Меня оскорбляет, что я его наблюдаю. Один сам себе так нравится, особенно когда нападает на знаменитых соотечественников. Но надо же, чтобы кто-то сказал: «Так нельзя, понимаешь? Нельзя!» Ему, поди, и в голову не приходит, что он пошляк. Ведь ежу понятно, зачем нападает. Хочет быть значительным, замеченным…