Псарня - страница 40
— А чего в моей судьбе такого особенного? — с вызовом спросил мальчишка. — Она абсолютно такая же, как и у любого другого курсанта… Пса, — после небольшой паузы добавил он.
— Такая, да не такая, — покачал головой наставник-воспитатель. — Можешь мне не верить, но твоя дальнейшая судьба меня очень заботит… Есть у меня свой интерес. Куришь? — неожиданно спросил он Вовку.
— Когда табак есть — курю, — ответил пацан.
— Держи! — Сандлер кинул на стол перед курсантом распечатанную пачку «Das Reich» и зажигалку.
— Fur den Deutschen Soldaten, — прочитал Вовка надпись на сигаретной пачке, выполненную красивым готическим шрифтом. — Для немецкого солдата, — перевел он, криво усмехаясь. — Такие не курю!
— Ну, что ты гордый я уже понял…
— Ненавижу я вас всех! — прошипел мальчишка, неожиданно теряя самообладание. Его лицо исказилось гримасой гнева. — Ничего от тебя мне не надо! Ни сигарет твоих паршивых…
— Ну-ну-ну! — примирительно поднял руки Сандлер. — Не кипятись. Я тебя понимаю…
— Что ты понимаешь? — шмыгнул носом Вовка. — У меня… вы, фашисты… мамку с папкой… Я даже не знаю, что с ними… Живы ли они?
— А у меня, думаешь, все в радужном свете? — Сандлер нервно затянулся и достал из пачки еще одну сигарету, которую прикурил от сотлевшего окурка. — Чтоб ты знал, мои родители сгинули в Сибири, в советских лагерях… Еще до войны. Их посадили только за то, что они были чистокровными немцами! Я тоже ничего о них не знаю. Скорее всего — их уже нет в живых. Несмотря ни на что, у нас много общего, курсант.
— Я не знал, — вновь шмыгнул носом Вовка, теряя «боевой запал».
— Закуривай, не стесняйся! — Сандлер подвинул сигареты поближе к мальчишке. — Пока я разрешаю, — Михаэль подмигнул Вовке.
— А то я буду спрашивать! — огрызнулся пацан.
— Будешь, — тоном, не терпящим возражений, заявил воспитатель. — Рановато пока тебе… Настоящий Пес должен вырасти здоровым и выносливым. А табак здоровью — плохой помощник!
— Мы для вас всего лишь псы, — угрюмо буркнул Вовка. — Недочеловеки, бесправные рабы…
— Может быть, я тебя удивлю, курсант, но не все немцы согласны с этим утверждением, хотя это и официальная политика Берлина. Ну, и не забывай, что в любых, даже детских играх, всегда есть победители и побежденные. А правила устанавливают победители, не так ли?
Вовка кивнул, невольно признавая правоту мастера-наставника.
— Стань сильнее всех, умнее всех, и ты станешь диктовать условия, — поучал Сандлер мальчишку. — История знает массу примеров, когда бесправные рабы становились полководцами и императорами. А из тех, кто считал, что рожден повелевать, но ничего не делал для этого, получались отличные рабы.
— Для чего вы мне все это рассказываете?
— Для того, чтобы ты понял, что у тебя есть шанс… Даже несмотря на то, что ты — унтерменш, у тебя есть возможность стать кем-то большим, чем просто удовольствоваться ролью тупого быдла, разговаривающего скота…
— Это невозможно…
— Невозможно, говоришь? Тогда сделай невозможное! К тому же, один раз тебе удалось провернуть нечто подобное…
— Это когда? — удивился мальчишка.
— А ты что же, так ничего и не понял? — не поверил своим ушам Сандлер.
— Но я же не смог побить вас…
— Да это было невозможно в принципе. Но ты не побоялся, верно рассчитал свои силы и момент нападения и, если бы не досадная случайность с майкой, ты реально мог меня вырубить! То есть — сделать невозможное!
— Но ведь не сделал!
— Можешь считать, что сделал. Мне просто повезло. Так что, Вольф, все в твоих руках!
— Я не Вольф, я — Владимир!
— А что тебе не нравиться? Вольф — это Владимир по-немецки. Переводится как волк. Да и по-русски волка в большинстве случаев зовут Вовой. Да, кстати, ты как себя чувствуешь? Голова не болит? Слабость там, недомогания?
— Нет, все хорошо, — произнес Вовка, бросая окурок в урну. — А здорово вы меня приложили! Научите?
— Удар я тебе поставлю. А ты тоже хорош, — подмигнул курсанту мастер-наставник, закуривая очередную сигарету. — Готов биться об заклад, что ты уже проворачивал подобную комбинацию со взрослыми мужиками.
— Было дело, — не без гордости ответил Вовка. — Был один деятель… Воспитатель из интерната. Но он не боец — толстый рыхлый слизень!