Пшеница и плевелы - страница 8

стр.

— Как же ты в Тарханы попал?

— А это когда молодая барыня скончались, Лизавета Алексевна, маменька ихняя, купили меня у Юрия Петровича, чтобы быть мне неотлучно при барчуке.

Свободу мою стесняет ли Бог? Никак. Во власти у меня быть кем захочу:

и собеседником ангелов, и бессловесным животным. Пусть не небесный я, зато и не земной; хоть не бессмертный, но поистине не смертный. Должен ты стать, о человек, сам своим художником. В сердце у тебя семена всех Божьих миров; цвет и плоды сообразны будут уходу. Ежели ты возлелеешь пшеницу, пшеницу и соберешь; ежели станешь воспитывать плевелы, — плевелы и получишь.

В сердце твоем скорпионы, ехидны, адские пропасти, но там же Триси-ятельный свет невечерний, жизнь вечная, райское царство: там все.

Часть вторая

ВЕСЫ

Последний потомок отважных бойцов.

Лермонтов

Кошачьи меха вывозят в Китайское царство; там они меняются на чай. По деревням забирают их кошатники у баб и у девок за колечки витые зеленые, за пестрые ленточки, за стеклянные пронизки.

Пеньку мужики мочат зимою в студеных родниках; потом на снегу ее расстилают бабы: полотно от этого белеет.

Целые горы деревянной посуды везут из Симбирской губернии в Оренбургскую. Меняют посуду на хлеб: сколько ржи в жбан наберется, та и цена за него.

Из Курмышских и Алатырских угодий идет корабельный лес; из Московских и Ярославских — грибы на всю Россию; из Владимирских вишня, клюква, можжевельник, лен.

В Лыскове купцы после молебна на пристани угощают бурлаков водкой, потчуют пирогами и отплывают с песнями в Рыбинск на расшивах, распуская белые паруса.

— Да когда же все это случилось?

— Как раз перед Успеньем, Помнишь, мы сидели у нас в цветнике; вдруг появился Мишель.

— Помню.

— Папенька только что поручил Юрию Петровичу взять на ярмонке в конторе тысячу рублей. И вот уже третья неделя об Юрии Петровиче ни слуху ни духу.

— Ну?

— Папенька ожидал его со дня на день и никому ни слова не говорил. И только вчера я обо всем узнал от Афродита.

— А он откуда знает?

— От папеньки. Приказал во что бы то ни стало отыскать барина. Но если бы ты видел, Николенька, что сделалось с Афродитом, когда он узнал, что Юрий Петрович здесь. Он и крестился, и руки мне целовал, и плакал.

— Ну, а теперь расскажу и я кое-что. Мишель пропал.

— Как?

— Поехал вчера на ярмонку и не вернулся. Так что у Афродита теперь две комиссии. Я ему велел непременно Мишеля найти.

На Макарьевскую ярмарку бухарцы привозят халаты, шали, шепталу, фисташки; за бухарцами едут греки с косхалвой, рахат-лукумом, губками, орехами; грузины везут красную бумагу в мотках; армяне кизлярскую водку. Казанские татары торгуют шитыми туфлями, сафьянными сапогами, мылом.

Железный ряд тянется на две версты.

В галантерейных лавках заморские сукна: зибер, зефир, клер. Платки фуляровые, газовые вуали, муслин, коленкор.

На лотках стеклярус, медные крестики, серебряные цепочки, запонки, бусы, перстеньки, тавлинки со слюдой.

* * *

— И первым делом обошел я, сударь, все притынные местечки-с. По кабакам, по балаганам, по трактирам. Нет моих господ. Наконец того, один татарин показал мне домишко за Китайскими рядами. — Не здесь ли, говорит. Прихожу я, сударь Николай Соломоныч, вижу: ужасти подобно. Комнатенка:

ну, свиной закуток чище-с; сор, паутина, а на диванчике драном барин Юрий Петрович, краше в гроб кладут-с. Я так и взвыл, на колени кинулся. Батюшка барин, что с вами? Как вы сюда попасть изволили, батюшка? А он мне так спокойно: ничего, Афродиша; деньги я чужие потерял. И рассказали целую историю-с.

Деньги они тогда же сполна получили и зашли в Бубновский трактир. И подвернись им на грех полковник Древич, вы не изволите знать-с? С барином нашим в одном полку служили.

— Знаю.

— Ну, известное дело: сели закусить. Что уж там было и как, барин припомнить не могут, а очнуться изволили они у полковника. Хвать-похвать, ан бумажника-то нет.

— Так.

— Полковник им резоны начал представлять. Деньги, слышь, через полицию разыщем, а ты покамест оставайся у меня. Юрий Петрович и жили у них ровно две недели. Только накануне Ивана Постного полковник вдруг приказали закладать лошадей. Служба, дескать; никак нельзя. И уехали в Арзамас. А барину беленькую покинули.