Психология и психопатология одиночества и групповой изоляции - страница 17

В день отплытия из Лас-Палмаса я думал, что могу с тобой справиться, что мне нужно только привыкнуть к твоему присутствию в лодке. Но я был слишком самонадеян! В действительности не я принес тебя с собой в океан — разве я или моя лодка могли тебя вместить?! Ты пришло само и овладело мной. Ничто не в силах разорвать кольцо одиночества; сделать это труднее, чем приблизиться к горизонту. Время от времени я начинаю громко говорить, чтобы услышать хотя бы свой голос» (22, с. 146—147).

Опыт А. Бомбара был продолжен немецким врачом Ханнесом Линдеаном, предпринявшим два плавания в условиях, воспроизводящих обстановку кораблекрушения. В свое первое путешествие он отправился в октябре 1954 г. на лодке-пироге, широко распространенной в Африке. Лодка представляла собой выдолбленный древесный ствол длиной 7,7 м и шириной 76 см. На этом суденышке, не приспособленном для плаваний по океану, за 119 дней врач прошел под парусом от западного побережья Африки до острова Гаити. О своем опыте он писал: «Подводя итоги первого путешествия, я остался неудовлетворенным. Мне не удалось решить проблему, связанную с моральным состоянием потерпевшего кораблекрушение. Во время плавания я неоднократно оказывался на грани отчаяния, особенно однажды, когда во время шторма лодка лишилась руля и обоих плавучих якорей» (51, с. 164).

Из опыта первого путешествия он пришел к кардинальному выводу: моральный фактор так же, если не более, важен, чем здоровье человека и его физическая подготовка. Если человек отчаивается, впадает в панику, которая обычно опережает катастрофу, то становится жертвой душевного надлома и теряет способность действовать трезво.

Для второго путешествия X. Линдеман решил использовать складную парусную лодку весом 55 фунтов и длиной немногим более 5 м. Свое путешествие он начал из Лас-Палмаса (Канарские острова). Моральным «спасательным кругом» в ряде критических ситуаций во время плавания для него явилась аутогенная тренировка, которой он овладел во время подготовки к плаванию.

Сначала все шло благополучно. Однако уже на следующий день плавания обнаружилось, что защитное покрывало промокает от брызг и пропускает в лодку воду, к концу 2-го дня вода доходила до колен. Несмотря на прорезиненную одежду, он промок. Спать в таких условиях было трудно. Кроме того, X. Линдеману надо было овладеть искусством управлять лодкой и следить за курсом сквозь дрему, сквозь сон. Вскоре он добился некоторого успеха: засыпал на несколько секунд, на минуту — и просыпался снова, чередуя сон и бодрствование.

30-е сутки встретили путешественника отвратительной погодой. Мгла окутала море, устрашающе сверкали молнии, грохотал гром, непрерывно лил дождь. Каждые две минуты приходилось вынимать карманный фонарь, чтобы свериться с компасом. Линдеман чувствовал себя жалким. Распухло и болело колено. Ему все время приходилось откачивать воду. Он хотел спать. Во сне он не заметил, как оторвало руль. Лодку стало нести как попало. Руки путешественника были изранены и кровоточили. Мерещилось, что защитное покрывало начало вдруг говорить человеческим голосом. Все чувства обострились и, придя в какое-то странное состояние, он начал разговаривать с парусом. Ему казалось, что звуки, которые раздаются кругом, исходят от невидимых людей. По ночам он стал разговаривать с таинственными голосами.

В начале 9-ой недели ночью в полусне воображение нарисовало ему встречу с лайнером. Матросы спустили шлюпку, в нее спрыгнул молодой негр и поплыл ему навстречу. Внезапно откуда-то вынырнула черная лошадь и увлекла шлюпку за собой. Он очнулся: лошадь исчезла, наяву превратившись в бешеный шторм. Лодка опрокинулась и он очутился в воде. По звездам он определил время: было около 9 вечера. Так, в воде он дождался рассвета, держась за лодку.

С наступлением утра суденышко удалось поставить на киль. Мачта была сломана, дрейфовой якорь исчез. Море поглотило весь запас консервов. Фотокамеры погибли, вышел из строя хронометр, исчез хороший нож, остался лишь старый и тупой. Но X. Линдеман не потерял хладнокровия, сказав себе: «Я жив и здоров, о каких сожалениях может быть речь?» (